Сергей Лишаев - Эстетика пространства

«КРОМКА, – и, ж. – „край чего-л. (напр., доски) или продольная узенькая полоска по краю ткани“, „каемка“, „вообще край, грань чего-л.“. <���…> Также кромъ – „кремль“ („огражденное стенами место“ в Пскове (XV в.))» (ЧерныхП. Я. Указ. соч. Т 1. С. 445).

«Др. – рус. (с XI в.) и ст. – сл. КромНпьный – „вовне находящийся“, „внешний“. <���…> Произв. (с конца XVI в.?) кромешник – „опричник“. Встр. У Пушкина в трагедии „Борис Годунов“, 1825 г., сц. V: Пимен (о „любимцах гордых“ Грозного): „Кромешники в тафьях и власяницах“. От кроме – вне (см. кроме; ср. опричник от опричь – „кроме“)» (Черных П. Я. Там же. С. 445).

Даль В. И. Указ. соч. Т. 4. С. 668.

О том положительном, ценимом русским человеком значении, с которым сопряжено лингвоспецифичное слово «простор», можно прочитать в статье И. Б. Левонтиной и А. Д. Шмелева, а также в уже цитировавшейся книге А. Шмелева (см .'.Левонтина И. Б. Родные просторы. Логический анализ языка. Языки пространств / И. Б. Левонтина, А. Д. Шмелев. М., 2000. С. 338–347).

Судя по всему, корень «ют», в противоположность корню «юр», означает закрытое, спокойное место. Во всяком случае, и слово «при-ют» (в компании с глаголами «ютить», «приючать»), и слово «у-ют» отправляются от корня «ют» и означают укрытое, защищенное (скрытое) от стихий место.

Шмелев А. Д. Указ. соч. С. 80–81. В небольшом комментарии к приведенной нами выдержке из работы А. Д. Шмелева мы хотели бы обратить внимание на следующий момент: отличие уюта от Gemütlichkeit не следует видеть в том, что русский уют якобы не выражает чувства «внутреннего покоя». Отличие заключается не в этом, оно в том, что немецкий уют не отсылает к идее «приюта», «укрытия», к «закрытому от посторонних глаз месту». Впрочем, в другой работе этот же автор высказал суждение, с которым нельзя не согласиться: «Сравнение слов уютный и gemütlich показывает, что ощущение непереводимости, уникальности какого-либо слова не всегда связано с собственно семантическими особенностями. Своеобразие слова gemütlich заключается в первую очередь в его культурной нагруженности, плотности ассоциативного поля» (Левонтина И. Б. Родные просторы. Логический анализ языка. Языки пространств / И. Б. Левонтина, А. Д. Шмелев. М., 2000. С. 346).

Попадая в эти состояния, маленький человек большого мира (при)поднимается (пусть самую малость) над стертостью и серостью своего существования. Склоняясь над трогательным, маленьким , умиляясь ему, жалея его (а вместе с ним и самого себя: в сущности, такого же маленького и беззащитного), он занимает по отношению к нему позицию взрослого, самостоятельного человека. О феноменах трогательного и забавного см. интересную и содержательную работу Е. В. Сальниковой (Сальникова Е. В. Эстетика рекламы. Культурные корни и лейтмотивы. М., 2001. С. 58–80).

При этом мы ни в коем случае не должны забывать, что внешние и внутренние условия уюта не гарантируют, поскольку уют – это не предметная данность, а эстетическое событие. В то же время не стоит и приуменьшать роли субъективной настроенности и потенциала предметно-пространственной среды как условий, способствующих уюту

То, что плохо для частной жизни, оказывается на своем месте в таком помещении, где выстраивается пространство встречи с надчеловеческим, общественным, государственным, с тем, что выходит за рамки «приватного». Общественное здание нуждается совсем в другой размерности помещения, других принципах структурирования внутреннего пространства, в другом типе оформления интерьера (мебель, расстановка вещей, освещение и т. д.) Там, где необходимо подчеркнуть социальную дистанцию и вызвать у человека соответствующее чувство, размер помещения увеличивается. Чем выше некто поднимается по ступенькам карьерной лестницы, тем больше его кабинет: «большой начальник» не может сидеть в «маленькой комнатушке». Но для эстетики «уютного» официальность и парадность не нужны. Уютные дома и квартиры, в которых жили русские люди в XIX–XX веках, теряют свою уютность после «музеефикации». У всех (почти у всех, но исключения имеются) мемориальных домов-музеев есть одна характерная для них особенность: уютные при жизни хозяев интерьеры теряют способность излучать «тепло», производят впечатление «нежилых помещений». Что, собственно, не удивительно для дома, где все для чужих, для посетителей (как в супермаркете или в почтовом отделении). Примерзшая к полу мебель, таблички с пояснениями для любопытствующих экскурсантов, строгая смотрительница на стуле, веревочки, ограждающие экспонаты от прикосновений, обдают посетителей музея холодом могильного склепа.

Следует сказать несколько слов об условности критерия величины. В некотором смысле любое закрытое и прогретое помещение, если вы оказались в нем после того, как основательно промерзли или промокли, способствует уюту. Чувство уюта может возникнуть даже в казарме, уютным может оказаться/показаться – при определенных условиях – и гостиничный номер, и небольшой концертный зал. Однако в общем случае чувство уюта преэстетически связано с постоянным пребыванием человека в не слишком большом, но и не слишком маленьком помещении. Трудности в определении величины помещения, в котором человеку может быть уютно, не означают, что границ не существует: крытый рынок и закрытый стадион (так же, как ангар или заводской цех) чувства уюта не вызовут.

Любые точные цифры в определении оптимальных размеров помещения, которое может быть уютным, будут условными. Одному человеку неуютно в комнате площадью 25 квадратных метров, другому уютным покажется и помещение в 40 метров. И все же большое и маленькое имеют границы, задаваемой размерностью человеческого тела.

Подробнее о роли старых и старинных вещей в создании атмосферы уюта см. Приложение 3.

Эстетически совершенной (совершенной в нашем восприятии), прекрасной будет та вещь, чувственный образ которой настолько хорош, что любое его изменение – как это чувствуется нами – может только повредить осуществившейся гармонии. Любуясь прекрасной вещью, мы чувствуем, что здесь «ни убавить, ни прибавить», любуясь красивой вещью, мы восхищаемся ей, но при этом не забываем отметить, чего ей не хватает «до полного совершенства».

Обратим внимание на то, что с атмосферой уюта сочетается чувство красивого, но не прекрасного (под прекрасным мы понимаем безусловно красивое, красивое вне всякого сравнения). Чувство прекрасного как редкое и предельное эстетическое переживание, как безусловное эстетическое расположение не может соединяться с уютом как расположенностью, предполагающей душевный покой. Как предельный опыт, прекрасное относится к эстетике утверждения и гармонизирует душу, приобщает ее к благодати Цельности. Однако интенсивность переживания прекрасного такова, что душа потрясена, взволнована. Как эстетическое событие прекрасное с уютом несовместимо. Старые вещи могут восприниматься как самостоятельный предмет эстетического созерцания (старое как условное эстетическое расположение наряду с молодым и зрелым), красивое и маленькое также могут быть источником эстетических переживаний, но в домашней обстановке они могут «стушеваться» в качестве красивых, маленьких, больших, старых… и восприниматься не «по отдельности», не как особые расположения, а как предметная составляющая уютного расположения. И все это потому, что они, подобно уюту, относятся к условным эстетическим расположением. Уют всегда оценивается в относительной системе координат: в доме может быть более или менее уютно или более или менее неуютно. Отдельно взятая вещь может восприниматься и как красивая, и как маленькая, и как старая, но вещи как фрагменты домашней обстановки (интерьера) представляют собой одно из условий чувства уюта.