Андрей Гвоздев - Православно-славянская цивилизация в геополитических учениях Новейшего времени

Е. М. Дринова использует понятия «политическая религия» и «политизация религии», что не одно и то же. «…Политизация религии – это процесс, в результате которого политика, воздействуя на религию, направляет ее действие в русло, необходимое для политики. Политическая религия – это одно из состояний традиционной религии, детерминированное политическими процессами в самой религии» [208] Дринова Е. М. Конфессиональная геополитика: политические процессы в религии: монография. Волгоград: ВолГУ, 2010. С. 197–198. . Эта детерминированность проявляется, прежде всего, в сакрализации политической идеологии.

По мысли Е. Дриновой, «метафизический фундамент конфессиональной геополитики был заложен славянофилами» [209] Дринова Е. М. Конфессиональная геополитика: политические процессы в религии: монография. Волгоград: ВолГУ, 2010. С. 11–12. . Славянофилы «верили в особый тип политической культуры, который возникает на духовной почве православия» [210] Дринова Е. М. Конфессиональная геополитика: политические процессы в религии: монография. Волгоград: ВолГУ, 2010. С. 13. . Квинтэссенцией политических процессов в православии они считали принцип соборности, который «представляет собой символическое выражение политической миссии России» [211] Дринова Е. М. Конфессиональная геополитика: политические процессы в религии: монография. Волгоград: ВолГУ, 2010. С. 13. . Ф. И. Тютчев разработал учение о России как Империи Востока, в которой Православная Церковь – душа, а славянство – тело.

Современный исследователь геокультуры Александр Неклесса в своих работах не касается творчества славянофилов, но его концепция раскрывает природу русской психеи в славянофильском духе. Он отмечает, что формула «Москва – Третьего Рим» изначально осознавалась как опровержение падшей Византии (гибель Второго Рима рассматривалась как божья кара за Флорентийскую унию 1439 г.). «Однако, обретение православного апофатического богословия, развиваемого в Византии, познание мира удивительных энергий, воспринятых и пестуемых в основном в исихастском кругу, а на русских просторах – нестяжателями, заволжскими старцами, каким-то образом, с изменениями, угасаниями, провалами – вплоть до трагического надлома – было все же унаследовано Россией» [212] Неклесса А. И. Северная Ромея. Пространства сложного диалога // Полис: Политические исследования. 2012. № 5. С. 24. . Апофатичность произвела ряд отличных от западноевропейских версий христианской культуры производных. Апофатическое богословие предполагает испытание на грани предельности.

Апофатический подход распространяется и на принципы миростроительства. Для русской идентичности характерно самоощущение судьбы как миссии, наполненной дерзновенным содержанием. Чувство запредельности отражается в социальной и политической практике экстатичностью и экстремальностью, порою – свирепостью. В истории это не раз проявлялось в способности народа к предельной мобилизации. Героизм и жертвенность народа часто хищнически использовались властями. С утратой духовных оснований положительные стороны народной психеи могут превратиться в их противоположность: терпение может превратиться в тупую покорность. Безудержная устремленность к идеалу заставляет разрушать и отчасти презирать земное устройство как профаническую копию недостижимого идеала.

Тем не менее тяга к экстремальности порождала дух экспансии, разнообразных форм заселения безбрежного сухопутного океана Северной Евразии. «Это была страна, присутствовавшая в один из периодов истории на трех частях света и первой дотянувшаяся до края неведомого материка – четвертого» [213] Неклесса А. И. Северная Ромея. Пространства сложного диалога. С. 37. . Здесь имеются в виду Русская Америка от Алеутских островов до Калифорнии и Антарктида, открытая русскими мореплавателями. Мечта о дальневосточном Царьграде сохранилась в топонимике Владивостока – бухта Золотой Рог и пролив Восточный Босфор, а северная часть Тихого океана получила на время наименование «Русского моря».

А. И. Неклесса делает вывод, что в современном мире, степень неопределенности которого неуклонно повышается, «плодотворным направлением методологической революции представляется также синергийный подход к миропознанию, миростроительству и пространству операций. <���…> Человек в обстоятельствах принятия сложных, критических решений верно избирает и успешно преследует цели, если при этом он непрерывно беседует с Богом» [214] Неклесса А. И. Северная Ромея. Пространства сложного диалога. С. 40. . Таким образом, оказался востребованным и гносеологический аспект учения славянофилов.

Философ В. М. Межуев так видит актуальность наследия ранних славянофилов: «…Россия по своей идее – не просто одна из многих западноевропейских стран, а страна равновеликая Западной Европе, тоже Европа, пусть и Восточная. Она часть большой Европы, которая состоит из двух половин – западной и восточной, одна из которых тяготеет к рационально-правовой организации общества, а другая, не отрицая первое, – к его духовно-нравственной организации. Каждая из них по-своему необходима. Откажись от одной из них, и вся Европа рано или поздно окажется в тупике. На Западе этот тупик переживается как «закат культуры», у нас – как недостаток цивилизации» [215] Межуев В. М. «Русская идея» как цивилизационный выбор России // Межуев В. М. История, цивилизация, культура: опыт философского истолкования. СПб.: СПбГУП, 2011. С. 396–397. .

Александр Дугин, наиболее известный неоевразиец, свое понимание геополитики православия основывает на идеях славянофилов, развивая их с использованием достижений богословской мысли русского зарубежья. «Сверхразумность Божественного действия (примат апофатической мистической теологии), духовная и языковая свобода поместных церквей (восходящая к глоссолалиям апостолов в день Пятидесятницы) и учение о сакральной роли Империи и императоров (теория православной симфонии) – вот основные моменты, определяющие специфику православия в отличие от католицизма, фактически отрицающего эти аспекты христианства» [216] Дугин А. Г. Основы геополитики. Геополитическое будущее России. Мыслить Пространством. 4-е изд. М.: Арктогея-центр, 2000. С. 390. .

Дугин выстраивает символическую оппозицию:

После падения Византии православный мир разделился на две части. Первая – оказалась в зоне политического контроля неправославных государств, в нее входили греки, сербы, румыны, болгары, составившие православный миллет. Константинопольский патриархат превратил православие в доктрину индивидуального спасения, где о политике не могло быть и речи. «Установление на Руси Патриаршества и провозглашение Москвы „Третьим Римом“ имеет прямое отношение к мистической судьбе Православия как такового. Русь после падения Константинополя остается единственным геополитическим „большим пространством“, где существовала и православная политика и православная Церковь» [217] Дугин А. Г. Основы геополитики. Геополитическое будущее России. Мыслить Пространством. 4-е изд. М.: Арктогея-центр, 2000. С. 393. .