Владислав Иноземцев - Экономика без догм: Как США создают новый экономический порядок

***

Почти 40-летняя эпоха, простирающаяся между концом 1960-х и второй половиной 2000-х гг., представляет собой один из самых драматических периодов в экономической и финансовой истории последних столетий. До ее начала в мире на протяжении более чем 100 лет шел относительно линейный процесс развития индустриального общества, финансового капитализма и вестернизации180. Его устои были понятны: технологический прогресс лишь ускорялся, закономерности воспроизводства и накопления оставались устойчивыми и прогнозируемыми; денежные и финансовые системы, несмотря на кризисы, сохраняли стабильность, а развитые страны обладали очевидным превосходством над остальным миром. Даже появление альтернативы западному пути развития в виде мирового коммунизма представляло собой в большей степени идеологический и военный, чем экономический, вызов. Вторая мировая война, серьезно изменившая мир политически, также скорее упорядочила, чем разрушила, его прежнюю хозяйственную организацию. Куда более масштабные перемены стали назревать заметно позже, с 1950–1960-х гг., когда в мире зародились как минимум четыре важных новых тренда.

Во-первых, с появлением новых независимых государств периферии впервые возникла реальная международная специализация и мир разделился на сырьевые, потенциально индустриальные и преодолевающие индустриальную фазу экономики (до распада колониальной системы все эти различные хозяйственные системы в основном сосуществовали в рамках отдельных европейских империй). Во-вторых, в самих развитых странах сложились предпосылки для технологической революции, радикально меняющей структуру воспроизводственного процесса через накопление человеческого капитала и возникновение информационного продукта как нового центрального фактора экономического роста; все это стало широко осознаваться учеными уже в середине 1960-х гг. В-третьих, развитие фиктивного капитала и фондовых рынков, расширение «социального измерения» экономик, требовавшего бóльших государственных расходов, а также общая скованность хозяйственного роста традиционной финансовой системой вызывали потребность в ее более гибкой организации. Наконец, в-четвертых, 1960-е гг. оказались отмечены критическим нарастанием угроз в отношении западного мира, исходивших как от стран коммунистического блока, так и от периферийных государств, а отчасти от социальных движений внутри него самого; для сохранения баланса требовался ускоренный переход к некоему новому качеству, а для этого были нужны и новые инструменты.

Рассматриваемый с этих позиций, период 1970–2000-х гг. стал временем креативной деструкции. В экономической и финансовой сферах западные страны — и в первую очередь США — стали действовать, исходя из желаемой ими степени свободы. Отказ от золотого обеспечения доллара, радикальная реакция на действия международных сырьевых картелей, провоцирование долговых кризисов на глобальной периферии, введение системы плавающих валютных курсов, готовность допускать невиданные ранее бюджетные и торговые дисбалансы — все это указывало на то, что Соединенные Штаты находятся в поиске новой экономической системы, в рамках которой появятся новые источники богатства, сложатся новые пропорции воспроизводства и возникнут новые принципы регулирования. Начало масштабного интеграционного эксперимента, создание единой экономической зоны на территории стран с десятком собственных валют и разнообразными фискальными режимами, формирование системы привязки отдельных денежных единиц друг к другу и введение единой валюты — эти моменты говорили о том, что Европа стремится завершить свою политическую вовлеченность в мировые процессы в качестве единого целого и сформировать инструменты экономического влияния на мир. Вряд ли будет преувеличением сказать, что к середине 2000-х гг. западный мир в значительной мере перестроил свои экономические структуры, получив в распоряжение три мощных инструмента проецирования своего могущества — явный приоритет в технологиях, лежащий в основе новых глобальных диспропорций, две мировые валюты, тотально доминировавшие в международной финансовой системе, и обновленные социально-экономические модели, ставшие наиболее привлекательными для жителей глобальной периферии. На протяжении всего этого периода в мире ощущалась напряженность самого разного свойства — и время от времени она прорывалась в кризисах, рождавшихся на периферии (как в 1992–1994, 1997–1998 гг. или 2001 г.) или провоцировавшихся ею (как в 1973–1974 гг. или 1979–1981 гг.), однако нельзя не видеть очень ясного тренда: возможности развитого мира становились в этот период все сильнее. Начало 1970-х гг. стало низшей точкой «отступления» Запада: после потери европейцами своих колониальных империй; поражения американцев во Вьетнаме и кажущегося обретения коммунистическим миром военно-технологического паритета начался обратный процесс: к началу 1980-х надежды периферийных стран на создание альтернативной модели индустриализации были во многом развеяны; к концу 1980-х коммунистический мир погрузился в кризис и скоро исчез; в течение 1990-х сначала Япония, а потом и «азиатские тигры» продемонстрировали несостоятельность догоняющей индустриализации; на рубеже 1990-х и 2000-х провал сырьевой модели развития на фоне постиндустриальной стал совершенно очевидным.

Ретроспективно оценивая природу и причины успехов западного мира, стоит признать, что за ними в значительной мере стояла создававшаяся им новая финансовая реальность. Сохранение прежней финансовой системы вряд ли было совместимо с той трансформацией, которую претерпел западный мир в те годы. И вопрос не только в том, что статус глобальных валют позволял Америке (а позже и Европе) поддерживать инвестиционные и торговые дисбалансы, но и в том, что масштабное расширение денежной массы действительно ускоряло экономический рост, позволяло капиталам устремляться в новые отрасли, наращивать объем используемых в экономике кредитных ресурсов. Однако вплоть до второй половины 2000-х казалось, что «закомплексованный век» финансовой предсказуемости и стабильности довлеет над западным миром, постоянно возвращая его к соблюдению неких правил и норм, пришедших из далекого прошлого. События 2008–2009 гг., к которым мы сейчас обратимся, ознаменовали собой конец прежнего мира в куда большей степени, чем то, что случилось 25 декабря 1991-го или 11 сентября 2001-го…

Глава вторая

ПЕРИОД РАСКРЕПОЩЕНИЯ

В экономике очень часто случается так, что самые значительные неприятности приходят неожиданно. Однако то, что сегодня принято называть Великой рецессией, развертывалось довольно постепенно. Экономический подъем 2000-х гг. порождал у многих экспертов ожидания катастрофического развития платежных дисбалансов: сказывались параллели с кризисом 1997–1998 гг., хотя теперь в роли глобального должника оказывались уже Соединенные Штаты181. Однако с середины 2007 г. можно было видеть первые признаки того, что проблемными становятся не столько государственные, сколько частные обязательства. Небывалая простота государственных заимствований, стремительный рост фондового рынка и низкие налоги — все это надувало пузырь на рынке активов: жилой и коммерческой недвижимости, производственных мощностей и ценных бумаг. С июля 2002 по август 2007 г. средняя цена американского дома выросла в 1,47182, а биржевой индекс S&P 500 — в 1,62 раза183, тогда как медианный номинальный доход средней семьи увеличился чуть менее чем на 18,5%184.