Стивен Гудсон - История центральных банков и порабощение человечества

Одна из самых трудных вещей, которую нужно объяснить американским студентам, заключается в том, что капитализм и коммунизм имеют гораздо больше общего, чем враждебного. На самом деле, независимо от того, как это объясняется, старая песня, что два этих общества являются «противоположностями», не заглядывает в суть вещей. Хуже того, объяснить студентам и их сбитым с толку родителям, что американские банковские и промышленные конгломераты финансировали советскую красную революцию и строили советскую промышленность, также невозможно.

Один простой способ объяснить это — сказать, что в современную эпоху контроль государства над всей экономикой из одного центра — это то, что банкиры считают раем. Существует один план, одна банковская система и одна социальная система; это означает, что банки просто направляют деньги, ожидая, что государство, а не экономика как таковая, возместит им необходимые проценты. Иными словами, командная экономика наиболее благоприятна для банков. Нет никакой необходимой связи между частным банковским делом и государственной экономикой. Для банкира работать на партию так же просто, как и на «Goldman-Sachs».

Капитализм и социализм основаны на материализме. Только производство и полезность считаются благами, а эффективность методов считается непременным условием этического созерцания. Обе системы ориентированы на технологию, придерживаются прямолинейного взгляда на историю и стремятся к механизации всех аспектов человечества. По мере их развития экономическая система и государство сливаются в единую машину. Ошибка либертарианцев всегда заключалась в том, что они настаивали на противопоставлении государства и частного капитала. Как раз наоборот. Крупные концентрации капитала глубоко укоренились в государстве, используя его и как личного телохранителя, и как регулятор, который поддерживает возможность выхода на рынок на невероятно высоком уровне. Поражение Министерства юстиции от компании «Microsoft» в 2010–2012 годах показывает дисбаланс власти между частным капиталом и государством. Может показаться, что это не относится к банковскому делу. Для типичного изолированного и штатного профессора политической экономии это было бы так. Для таких, как г-н Гудсон, который много лет служил в Совете Центрального банка Южной Африки, изолированная научная деятельность кажется абсурдной. Гудсон был отнюдь не изолирован, и он был свидетелем жесткого контроля над экономической жизнью со стороны банковских конгломератов по всему миру. Он видел это в ярких красках.

Эта книга не является исследованием в области технической экономики. К счастью, это историческое исследование. Гудсон понимает то, чего не понимает большинство экономистов: чтобы понять любое экономическое явление, его нужно рассматривать как продукт многих десятилетий исторического развития. Каждый аспект целого постоянно усиливает другой, и само целое постоянно меняется, подобно организму, по мере того как история продолжает преподносить новые проблемы, новые проекты и новые жертвы.

Другими словами, тайная жизнь банков возникла не только потому, что этого хотела группа людей у берегов Джорджии. Они сами были актерами в историческом потоке, который восходит к первым месопотамским цивилизациям и достиг своего древнего апогея в Риме. Тот факт, что целое всегда основывалось на одном и том же наборе предположений, независимо от цивилизации, в которую оно было встроено, впечатляет и требует детального анализа. Однако, учитывая политические последствия такой честности, г-н Гудсону пришлось смириться с тем, что мало кто в мейнстриме даже упомянет его работу, не говоря уже о том, чтобы принять ее.

В истории есть одна константа, которая совершенно очевидна в этой работе: существенное различие между монархией и республикой (в широком смысле) лежит в плоскости экономики. Республики обычно являются олигархиями или, по крайней мере, содержат в себе их зародыши. Поскольку монархии находятся в состоянии постоянной войны со своей собственной знатью, маловероятно, что они могут быть олигархиями. Будь то государственная социалистическая партия Китая или Белоруссии, императорский банк Санкт-Петербурга или централизованная диктатура эпохи Августа, все формы сильного этатизма вели войну с банковской монополией. Ни один авторитарный лидер не примет конкуренции со стороны всемогущего экономического посредника. Конечно, есть несколько исключений с обеих сторон, но история достаточно ясно показала, что сильные государства, основанные на традиционной власти, отвергают алхимию денег и процентов.

Древний Рим

Уже во времена Цицерона Рим быстро переходил от сенаторской олигархии к военной империи Суллы и его преемников. Как только рассеялась пыль гражданских войн, непосредственным результатом стало то, что была централизована чеканка монет и поставлено под контроль ростовщичество. Юлий Цезарь стремился ограничить процент до 1 % ежемесячно и в популистском шаге, редко встречающемся, запретил сложные проценты. Кроме того, любые накопленные проценты никогда не могли превышать первоначальную сумму кредита.

В Византии, восточной Римской империи, процент официально был ограничен 5 %, плюс-минус, но это применялось только при сильных императорах. Василий II, например, полностью отверг проценты и заставил богатых землевладельцев оказывать финансовую помощь бедным крестьянам. Такая власть, хотя и не была чем-то из ряда вон выделяющейся, обычно приводила к аристократической реакции, которая ставила марионеточных императоров в Константинополе. Однако при такой системе восточный Рим был благословлен динамичной, популистской экономикой. Его валюта была мировым стандартом на дальнем востоке вплоть до Китая. Крестьяне были свободными землевладельцами, а феодализма нигде не существовало. Инфляции не существовало, и торговые потоки всегда благоприятствовали капиталу. По этой причине олигархические государства, такие как Венеция, Дубровник и норманнские захватчики на Сицилии, постоянно финансировали врагов Византии.

После 1204 года, когда западные норманнские крестоносцы разграбили Константинополь, обычным делом стало засилье венецианских олигархов. Византия была обречена на гибель после того, как императоры XIV и XV веков отдали свою финансовую автономию за регулярные вливания венецианских денег. Потеряв всякую экономическую независимость и отправляя огромные богатства востока в Италию в виде платежей по процентам, в 1453 году Византия окончательно рухнула в результате финансируемого Италией турецкого вторжения. В итоге Венеция стала самым значительным союзником Турции.