Андраш Форгач - Незакрытых дел – нет

В общем, эти показания оказались не таким уж приятным чтением.

И был еще другой странный случай. Четыре года спустя, 26 мая 1958-го, двое следователей в гражданском позвонили к нам в квартиру на пр. Аттилы, 8, чтобы, как пишет замначальника сектора Хуго Немет в своем труде, озаглавленном «ИЗУЧЕНИЕ ОБСТАНОВКИ», расспросить моего отца – члена рабочей милиции – о наших соседях. По оценке замначальника сектора, консьержка была недостаточно благонадежной, поэтому они обратились к отцу и к еще одной квартиросъемщице, Корнелии Полачек. Прекрасно помню папину – серо-стального цвета – форму рабочей милиции, один раз я даже видел его в ней на параде, быть может как раз в 1958 году, 1 Мая, сидела она на нем не то чтобы блестяще (это его четвертая по счету и последняя форма: первая была в гимназии Эминеску, вторая – в румынской армии, без всяких знаков различия, третья – в английских колониальных войсках), но гораздо больше меня волновало то, что свой служебный револьвер и патроны к нему он держал в ящике письменного стола – мне кажется, нарушая тем самым правила хранения оружия. Очень мне нравились эти валявшиеся среди бумаг патроны в латунных гильзах, я часто их рассматривал и даже играл с ними, когда отца не было дома, потому что вообще-то этот ящик открывать было запрещено. Они действительно были красивые, эти патроны. И довольно тяжелые.

Выходит, наш дворник доносчиком не был. Помню, сыновья у него были дикие, в футбол играть толком не умели, грубо толкались на поле, но как сыновьям дворника мы им это прощали – у них была власть. Ленарты жили в 1-й квартире, в полуподвале, и мы часто усаживались на корточках перед их выходящим во внутренний двор окном – держали военный совет, когда появлялись основания опасаться нападения извне. Мы собирали колючие конские каштаны в качестве снарядов; особой опасности эта война между мальчишками с пустыря и защитниками дома не представляла, хотя мне чуть не выбили левый глаз половинкой кирпича, заброшенного в верхний двор с крыши высокой каменной ограды. Время от времени за спинами своих сыновей показывался, с глумливой улыбкой на лице, сам дворник, дядюшка Ленарт, который любил поймать мальчишку – просто с целью выкрутить ему ухо. Если же он вдруг отлучался из дома, его сыновья пускали нас в будку, и мы копались там в дворницком гроссбухе, перечитывая его смешные замечания о жильцах.

В мае 1958 года следователи позвонили в дверь нашей квартиры на пр. Аттилы, 8, лестница D, третий этаж. Думаю, тогда папа тоже испугался. А если и нет, то он все-таки должен был знать, с кем имеет дело. Они расспрашивали его о нашем хромом соседе, чье появление всегда приводило меня в крайнее смятение. Я его боялся. Это был Песочный человек из сказки Гофмана. Черноволосый, темноглазый замкнутый хромой дядя. Выходит, и он, Песочный человек этот, сохранился в архивных бумагах. И, как выяснилось, до 1956 года Песочного человека тоже завербовали. В «ИЗУЧЕНИИ ОБСТАНОВКИ» установлен такой поразительно интересный факт:

Обычно он уходит из дома утром и вечером возвращается домой к себе в квартиру.

Приходил он всегда в одно и то же время, около шести вечера, ортопедический ботинок с толстой подошвой, который он носил на правой ноге, близился громким топ-топом по винтовой лестнице – пока он добирался до третьего этажа, проходила целая вечность. Я до дрожи боялся, как бы он меня не увидел. В рапорте утверждается, что Песочный человек

по месту жительства не делился своими мнениями в связи с политическими вопросами даже с ближайшими соседями. В период контрреволюции находился дома, временами изредка куда-то выходил, но быстро возвращался.

Как добавляет Хуго Немет,

в 1957 году через свои связи в райкоме он вступил в партию, ибо в первичной ячейке его не приняли, поскольку после событий полиция наблюдала за ним как за личностью, подозреваемой в подрывной работе.

Часто c безудержно колотящимся сердцем я подглядывал за ним через щель для почты, смотрел, как он возится с ключом, пока на лестнице не погаснет свет. От него несло алкоголем и табаком, и это не только отталкивало, но и привлекало. Тут нужно знать, что мои родители никогда не пили и никогда не курили. «Настоящий мужчина пьет и смолит как черт», – сказала одна наша соседка по дому, отражая папину романтическую атаку или как раз наоборот – наверняка этого никогда нельзя было понять – уступая его ухаживаниям. Как выяснилось из дела, которое я изучал пару дней назад (в сентябре 2015 года), – потому что таков уж этот архив: стоило только тронуть в правильном месте, и материал посыпался на меня как из рога изобилия, так что под конец на столе образовалась настоящая башня из папок, – Песочного человека – как члена левого крыла Национально-крестьянской партии, который к тому же тайно вступил в Венгерскую партию трудящихся, – в конце сороковых годов один раз уже вербовали:

Информатор под кодовым именем «Золтан Пал» был завербован в 1949 г. на идейных основаниях. Добросовестен в работе, полученные задания исполнял по мере своих знаний и возможностей. В ходе его секретной работы мы не сталкивались с двурушничеством, деконспирацией. После контрреволюции он тоже с готовностью предоставил себя в наше распоряжение. Его работа во многом помогла при повторном учете правых элементов Национально-крестьянской партии.

Это уже докладывает ст. лейтенант Янош Энгельгардт. Однако материалы этого агента пропали в водовороте 1956-го. Если не считать той печальной роли, которую он сыграл в политике, Песочный человек не такой уж злой и страшный (его отец был простым ночным сторожем).

Живет в хорошо обставленной однокомнатной квартире со всеми удобствами. Поддержанием чистоты в квартире занимается приходящая домработница. C жильцами дома за исключением только одного-двух он поддерживает шапочное знакомство. У него был широкий круг друзей, которые приходили к нему до событий, но главным образом в ходе событий. Во время контрреволюции и после нее к нему заходили самые разные личности, как то: люди из провинции, чиновники и журналисты. Эти люди приходили в разное время дня, бывало, что оставались и на ночь.

Хотя после «событий» он снова вступил в партию, в МВД хотели знать, не стоит ли завербовать его заново. И мой папа, поскольку дворник у них на поводу не пошел, мой папа, то есть «лицо, предоставившее информацию», быстренько-прекрасненько рассказал им, что знал:

…согласно его сообщению, в настоящее время к нему тоже приходят в подобной форме и в те же моменты, что и во время событий, только еще не так часто.

И все же больше всего моего отца тревожило то, что этот молчаливый хромой человек в ортопедических ботинках, Пулаи была его фамилия, по выходным возвращается домой очень поздно и каждый раз с новой женщиной. В любом случае по вечерам он взбирался по винтовой лестнице в состоянии сильного опьянения.