Владимир Ткаченко-Гильдебрандт - Возвращение тамплиера. Дональд Трамп 44/45 – мессия из колена Иосифа

Дальше в обращении президент заключал: «Сограждане, помните оковы, которые наложил на вас злой и эгоистичный класс ростовщиков и спекулянтов; и в эту годовщину рождения Отца нашей страны давайте обновим наш союз… Давайте новыми клятвами подтвердим нашу любовь к праву и справедливости, чтобы великий успех не ускользнул бы от нас, но продолжал расти до тех пор, пока не истерся бы последний след рабства. Что касается меня, то у меня только одно желание – чтобы было написано в моей эпитафии: “Здесь лежит друг простых людей”».

В течение года поток серебряных денег в буквальном смысле затопил страну, и новая администрация заявила, что не в силах поддерживать курс белого металла в соотношении с золотом. Безумные спекуляции охватили все уголки американского государства. Происходило так, что люди покупали то, что не нужно, и продавали то, что им было необходимо. Дух жадности и выгоды поселился в каждом уме, и «простые люди» с безумным рвением раскрывали свои кожаные кошельки, чтобы бросить свои с трудом заработанные сбережения в дикие схемы получения прибыли. Это привело ко многим разорениям. Для погашения убытков изобретались новые налоги, возлагаемые на плечи миллионеров и богатых граждан, в том числе: налоги на чеки, сертификаты в корпорациях, ипотечные сделки, прогулочные яхты, частные парки, завещанное имущество суммой более $ 5000, дарственные недвижимости, все виды проездных билетов в зарубежные страны, роскошь и пр. Чтобы успокоить ропот людей от земли, дополнительные миллионы выдавались в кредит. Курс «народного доллара» из серебра к середине лета упал до сорока трех центов, и обвалилась на треть стоимость уже золотого доллара. Каждый день в крупных городах загружались неповоротливые большие подводы с громоздкими мешками звонкой монеты, затем грохоча по мостовым в целях устроения деловой активности текущего дня. В итоге «народный доллар», недавно столь любимый «простыми людьми», стал ими очень ненавидимым.

«Судьбоносный 99 год» застал Республику Джорджа Вашингтона в ужасном состоянии. Торгово-промышленный подъем израсходовал свои ресурсы, и страшное зло обесцененной валюты в сочетании с деморализующим последствием безудержного патернализма постепенно удушали финансово- экономическую и государственную жизнь в стране. Капитал, в такие времена всегда робкий и недоверчивый, прятался в сейфах или бежал в Европу. Социализм и анархизм нашли уши желающих их лиц, чтобы изливать слова ненависти и недоброжелательности к правящим слоям и состоятельным гражданам. В результате возникли серьезные беспорядки в крупных промышленных городах Севера, которые в высшей степени облагались налогом местной администрацией. Активизировались враждебные силы за границей. В президентском кабинете проявлялись всё большие разногласия между его членами. Тогда президент был уже готов воскликнуть: «Я остаюсь в одиночестве. Духи, призванные мной, больше меня не слушаются. Моя страна, о, моя страна, как охотно я отдал бы за тебя свою жизнь, если бы смог вернуть тебя в прежнее время Процветания». Впервые он стал понимать, что дух «секционизма» (национализма) обратился в «революционную пропаганду».

После подавления очередного кровопролитного восстания, стало понятно, что его стяг должен теперь поднять Могучий Север, с сотней своих крупных городов выступив против федерального правительства. Это мнение высказал государственным чиновникам один проницательный человек, но они не пожелали его слушать. Федеральное правительство претерпело изменения, но в нем по-прежнему правили безудержный патернализм и ориентация на продвижение социализма. По-прежнему его члены желали возложить все бремя налогообложения на богатые регионы, чтобы перераспределять потом эти доходы среди «обычных людей». Было необходимо трансформировать это огромное и богатое промышленностью социально-экономическое пространство, называемое Севером США, лишив его начал суверенитета и делегировав их федеральному центру.

Тем временем подходил к завершению «Роковой 99 год». Вся земля казалась пораженной параличом, некоторые отрасли экономики разорялись, прекращая свое существование, но, как это обычно бывает в такие времена, умы людей оказались сверхъестественно активны. Складывалось впечатление, что Север только ждал предлога для действия, объявив затем миру о создании собственной республики с могучим мегаполисом Нью-Йорком в качестве столицы. И Северу не пришлось долго ждать. Вскоре собрался Пятьдесят шестой Конгресс на регулярной сессии в Вашингтоне, оказавшийся еще более популистским и социалистическим, чем его знаменитые предшественники.

Конгресс снова отказался отложить каникулы. Затем на открытии сессии был принят Акт о продлении Пенсионной реформы США, и солдаты федеральной армии заняли позиции у различных хранилищ в некоторых штатах, где хранились внутренние налоги на прибыль, собранные с момента нового вхождения этих штатов в Федерацию, представители которых были избраны в Конгресс. Введение закона возымело последствие, что привело в движение к столице государства могучие людские потоки, но не религиозных фанатиков и неопрятных представителей низов, а хорошо одетых граждан, по-видимому, знавших, как зарабатывать себе на жизнь, добросовестно уплачивающих налоги и желающих спросить нечто у государственных служащих и заодно выяснить отношения друг с другом. <���…> Таким ожесточенным оказалось противостояние республиканцев и демократов, выливавшееся в потасовку своих сторонников.

Примерно после одиннадцати часов ночи 31 декабря 1899 года зловещая тишина охватила два противоборствующих лагеря, и стало заметно, как лидеры двух противоборствующих лагерей собираются вместе. Это был священный час ночи, трижды священный для Республики. Не только новый год, но и новый Век собирался разрушить мир. Странная тишина охватила только что бурлившее здание с его галереями, где располагались сторонники обеих партий. Появился лидер республиканцев и сделал заявление: «Господин спикер! Мы отдали долг нашей стране; нам больше нечего сказать, больше нет смысла в кулаках для нанесения ударов. Мы не можем стоять здесь в священных стенах этой палаты, и видеть, как наши права свободных людей попираются под ногами большинства. Мы только стремимся предотвратить падение Республики, как люди, приведенные к присяге…» <���…> Мгновенно в здании Конгресса тишину разорвали тысячи голосов с обращением: «Президент! Президент!». Оный, бледный как смерть, находился в гостиной Конгресса. Президент Брайан поднял руки, взывая к молчанию, в ручьях пота на его лбу смешались мука и ужас от того, что люди или выслушают его, или убьют. Все мгновенно стихло. И он обратился сломленным голосом: «Мои соотечественники, о, мои соотечественники…». Но быстрый и резкий звук молотка прервал его речь: «Президент должен покинуть зал», – сказал спикер спокойно и холодно, – «Его присутствие здесь представляет угрозу для нашего свободного обсуждения». Вновь в воздухе повис оглушительный рев, и выражение ужаса сковало лицо Верховного Судьи. «Господа палаты представителей, – продолжил президент, – я стою на своем законном месте в качестве Президента Республики… Я призываю вас унять ваши страсти и внимать мне…». В этих немногих словах зазвучал как бы тон божественной власти, заставлявший повиноваться ветрам и бурному морю. В глубокой тишине, проявляя величие, в палату вошли сенаторы, члены палаты встали, и спикер поднялся на встречу к вице- президенту <���…>. Капеллан возвысил свой голос в молитве: его слова оказались такими нежными и убедительными, что мысли у всех обратились к любви, братству и единению. Затем все глаза вновь сосредоточились на лице президента, и он сказал: «Господа палаты представителей, эта мера, над которой вы сейчас размышляете…». Но внезапно был прерван упавшим молотком спикера, обратившегося к главе государства с превосходным достоинством под оглушительные аплодисменты с галерей: «Президент не должен ссылаться на действующее законодательство. Конституция гарантирует ему право время от времени предоставлять Конгрессу информацию о состоянии Федерации. Он обязан держать себя строго в рамках этого конституционного ограничения или покинуть здание парламента». Снова мертвая бледность покрыла лицо главы государства. Верховный Судья поднял умоляюще руку, и в этот момент колокола города зазвонили, знаменуя тем самым наступление полночи. Новый год, новый век родился, но с последним страшным и громовым ударом залп тысячи артиллерийских орудий потряс Капитолий до самого основания, заставляя самые отважные сердца замереть на месте. Купол Капитолия оказался разрушенным динамитом. Через несколько минут, когда стало очевидно, что палата не пострадала, спикер перенес окончательное принятие Акта. Президента увезли в Белый дом, а сенаторы-республиканцы и члены Палаты представителей вышли из здания Капитолия… Колокола продолжали звонить, приветствуя всех в новом веке и созывая на торжественный сбор. Но Вашингтона больше не было. Так умер целый мир, не желая верить в то, что уходит. Когда пробивался холодный и серый рассвет, его первый тусклый луч упал на разрушенный купол, величественный даже в своих руинах; и один человеческий глаз, наполненный отблеском дьявольской радости, долго смотрел на это зрелище, а затем его владелец едва замеченным растворился в растущей толпе народа, ставшей сосредотачиваться вокруг Капитолия.