Андрей Шитов - Четверть века в Америке. Записки корреспондента ТАСС

Самого Трампа я живьем видел буквально несколько раз — сначала на предвыборной встрече в его именном вашингтонском отеле, а потом в Белом доме. А из личного опыта общения с его командой мне, конечно, памятна прежде всего история с… Петром Порошенко.

В июне 2017 года тот приезжал с очередным визитом в Вашингтон в качестве президента Украины. Я отправился в Белый дом, где его принимали, в расчете на то, что на выходе он, как часто бывало с такого рода гостями, остановится покрасоваться перед американскими телекамерами и скажет что-нибудь местному журналистскому пулу прямо у подъезда. Или, как тоже случалось, пешком пройдет пару сотен метров до Пенсильвания-авеню, где его за оградой резиденции ожидал собственный украинский пул. С Юлией Тимошенко я в свое время прошагал эту дистанцию бок о бок и успел по дороге что-то у нее спросить.

Но в этот раз украинский гость, ничего не сказав, сел у подъезда в лимузин и поехал к КПП у ворот. Я бегом припустил следом, чтобы успеть к началу общения с журналистами. Но охрана меня притормозила, пояснив, что сначала должна пропустить кортеж.

В итоге, когда я выскочил из железной калитки, Порошенко уже стоял на Пенсильвания-авеню и общался с людьми. Долговязую фигуру его было хорошо видно, и я нацелился прямо на нее, на бегу доставая диктофон. Подбежал и сунул ему под нос.

И только тут понял, что говорит-то он (кстати, по-русски) не с репортерами, а со своей свитой. То есть общение с журналистами еще и не начиналось, и те продолжали томиться чуть поодаль, метрах в десяти-пятнадцати.

Я тут же убрал руку с диктофоном, извинился и пошел по направлению к телекамерам. Но сзади раздался окрик по-английски: «Эй, ты! Стой!»

Конечно, английское you — это скорее «вы», чем «ты». Но в данном случае тон не оставлял сомнения в том, как ко мне обращался высокий и немолодой американский охранник в штатском.

Я остановился, обернулся и услышал новую команду: «Вали отсюда!»

Вот это уже становилось интересным. «С какой стати, офицер? — спросил я. — Мы с вами на улице, в публичном месте. Я журналист, вот мое удостоверение и пропуск в Белый дом. Вон там сейчас будет подход к журналистам, я имею полное право в нем участвовать. Туда и пойду».

«Нет, не пойдешь», — твердо ответил охранник. А на еще одну мою попытку «качать права» просто подозвал пару агентов в форме и велел меня увести.

Те, пока конвоировали меня, успели объяснить, что, с их точки зрения, мы находились все-таки не в публичном, а в закрытом охраняемом пространстве. Отрезок Пенсильвания-авеню перед Белым домом и Минфином США действительно был отгорожен желтыми полицейскими лентами. Это там обычное дело — тем более, что со времени терактов 11 сентября 2001 года этот участок дороги вообще не проезжий, а пешеходный. Вот за это оцепление меня и отвели.

Однако парадоксальность ситуации заключалась в том, что пропуск в Белый дом позволял мне проходить сквозь это оцепление. И хотя общение с Порошенко на улице я уже упустил, мне все-таки логично было не шагать несолоно хлебавши в свой офис, а вернуться в «пресс-сарай», как я называл владения пресс-службы президента США, чтобы попытаться добыть хоть какие-то подробности состоявшихся встреч.

Охранник, стерегший проход через оцепление, при моем приближении слегка опешил. «Это разве не вас сейчас выводили?» — спросил он. «Меня», — согласился я и предъявил пропуск. Он еще больше удивился, но проконсультировался со своим начальством и все же меня пропустил.

Задним числом вся эта цепочка событий кажется мне совершенно понятной. Убрать меня наверняка попросили украинцы. Если и не сам Порошенко (хотя и с ним мы в Вашингтоне до этого уже сталкивались: я обращался к нему исключительно по-английски, величал не иначе как Mr. President и получал ответ на свои вопросы), то кто-то из его окружения. С ним стоял, например, украинский посол в США, который уж точно знал, кто я такой.

Я ведь уже упоминал, что в 2015–2016 годах, работая за океаном, невесть почему находился под украинскими санкциями. Теперь поясню: с какого-то перепугу мне в числе других рядовых российских журналистов был запрещен въезд в Украину. Потом, в том числе и под давлением западных правозащитных структур, эти ограничения были сняты.

Помню, когда все недоумевали и возмущались по поводу введения санкций (было даже, как в старое время, сделано официальное заявление ТАСС), генеральный директор нашего агентства Сергей Михайлов рассказал мне анекдот про двух клоунов. Оптимист жалуется: «Никуда не зовут выступать, забыли». Пессимист возражает: «Никуда не зовут выступать. Помнят…»

Но это предполагает, что я все же был чем-то виноват перед Киевом. А я такой вины не знаю, не считая разве только того, что раз-другой мне удавалось опережать того же Порошенко с новостями о решениях МВФ по украинским займам. Но там все было «в рамках правил»: у меня имелись в Фонде свои источники, которыми я и пользовался…

Как бы то ни было, история с конвоированием была, конечно, вопиющей. Я считал и считаю, что если бы нечто подобное произошло с кем-нибудь из американских журналистов в Москве, то хай по поводу свободы слова и прессы был бы поднят до небес.

Мы скандала не раздували: я сам же первый и рекомендовал своему руководству этого не делать. Каюсь, счел более выгодным просто записать это лыко в строку, чтобы за Белым домом числился должок. Хотя в итоге он так и остался неоплаченным.

Претензии я предъявил тогда вышеупомянутому Спайсеру. Он досиживал в кресле пресс-секретаря последние недели и на всякий случай пригласил на разговор еще Сару Хакаби-Сандерс, которая позже его сменила.

Когда я им рассказал о случившемся, они поначалу просто не хотели верить, что американская охрана могла вмешаться в подобную ситуацию, тем более за оградой Белого дома. Согласились, без особой уверенности, «попробовать навести справки».

Советовали обратиться еще в Ассоциацию корреспондентов при Белом доме, в которой я состоял. Сказали, что никаких интервью Трампа зарубежным СМИ не планировалось, в том числе и перед готовившимся тогда саммитом лидеров «Большой двадцатки» мировых держав. Обещали «иметь в виду» и нашу тассовскую заявку.

В ассоциацию я обратился, но без всякого толку. Впрочем, и сам, конечно, заведомо не питал в данном случае никаких иллюзий по поводу «журналистской солидарности». Пометил себе на будущее, что в подобных ситуациях обязательно надо записывать фамилию и должность охранника или другого чиновника, допускающего самоуправство.

Но в целом сделал вывод о том, что надо либо сразу скандалить и качать права, либо уж следовать русской пословице: после драки кулаками не машут.