Андрей Шитов - Четверть века в Америке. Записки корреспондента ТАСС

Честно говоря, последнее рассуждение — не мое. Его мне подсказал один из анонимных американских участников дискуссии в Интернете по поводу моего обмена мнениями с Гиббсом. Мне оно кажется совершенно правильным.

Откликов вообще в Cети было множество. Из них явствовало, что даже в США многие верно поняли смысл моего вопроса. А что касается иностранцев, то, например, один канадец написал: «Я не поклонник российской системы, но этот русский поднял вопрос о вашей стране, которым задается и весь остальной мир…»

Хватало, разумеется, и ругательных отзывов. Это нормально. Я, собственно, только и хотел, чтобы американцы наконец придумали (и договорились между собой), как им избежать новых кровавых боен. Так сказать, и свободы соблюсти, и безопасность обрести.

Выше я уже упоминал, что через два года после Аризоны грянул еще более кошмарный Сэнди-Хук. И Обама публично ставил горький вопрос: «Готовы ли мы признать, что такое насилие, которому раз за разом подвергаются наши дети, — якобы цена нашей свободы?»

А я ведь как раз и спрашивал ровно то же самое, только без «якобы». Конечно, для Обамы вопрос был риторическим. Но, если на то пошло, точно так же его воспринимают и повсюду в мире. Просто подразумеваемые ответы — прямо противоположные…

И, кстати, ссылки Белого дома на «сложность и неоднозначность» проблемы насилия также не срабатывают за пределами США. Все же знают, что таких серийных криминальных кошмаров, как в Америке, не происходит больше нигде в мире, хотя чудовищные теракты случались и в иных местах, включая Россию.

То есть другие страны все-таки находят способ не давать кому попало беспрепятственно вооружаться. А американцы расплачиваются, во-первых, за то, что еще при «отцах-основателях» своей республики возвели право граждан на ношение оружия в конституционный принцип (этому посвящена Вторая поправка к Конституции США), а во-вторых, за сохранение в стране до сегодняшнего дня чрезвычайно богатого и влиятельного оружейного лобби во главе с Национальной стрелковой ассоциацией.

Но на мой вопрос о том, может ли быть востребован в США зарубежный опыт внутриполитического «контроля над стрелковыми вооружениями», следующий за Гиббсом пресс-секретарь Обамы Джей Карни промямлил, что дело не в международных сравнениях и что с сором в своей избе американцы будут разбираться самостоятельно.

Ну и чтобы закруглить этот разговор. Осенью 2017 года, уже при Трампе, в Лас-Вегасе был поставлен мрачный антирекорд: вооруженный преступник застрелил 58 и ранил 422 человек (еще несколько сот пострадали в давке). Один из самых популярных консервативных комментаторов в США Билл О’Райли подчеркнул, что эта жуть была «оборотной стороной американской свободы».

А весной 2018 года по Америке прокатилась волна выступлений школьников и студентов под общим названием «Марши за нашу жизнь». После очередной бойни школяры пытались доказать взрослым политикам, что естественное право людей на жизнь все же важнее права на ношение оружия, пусть даже и конституционного.

Но снова все ушло в песок. Дело дошло до того, что некоторые американские либералы даже возлагают надежду на ненавистного им волюнтариста Трампа: может, хоть ему удастся разрубить этот узел?

Хотя, по-моему, вряд ли.

8.1. Автор с сыном Ваней на Рождественском приеме в Белом доме, 2009

8.2. После интервью. Бригада Гусмана, 2011

8.3. Автор на Рождественском приеме в Белом доме при Бараке Обаме

45-й президент США Дональд Трамп стал последним американским лидером, при котором я работал в Вашингтоне. По сути я застал самое начало его правления.

Мне жаль, что так получилось, потому что он же был и самым необыкновенным и интересным хозяином Белого дома на моем профессиональном веку. Олигарх-миллиардер, которому антикварная музейная обстановка в президентской резиденции вполне могла казаться скромной, если не «бедненькой».

И при этом популист, защитник «униженных и оскорбленных» соотечественников, националист и волюнтарист. Человек, которого первая жена, чешка Ивана Зельничкова, вопреки языковым нормам называла The Donald (Тот самый Дональд) и который уже на нынешнем этапе своей карьеры не стеснялся осаживать журналистов словами: «Я президент, а вы нет!»

Кстати, президент он случайный — в том смысле, что и сам не ожидал победы на всеобщих выборах 2016 года. По свидетельству одного из первых хроникеров его правления Майкла Вулфа, автора скандального бестселлера «Огонь и ярость», летом того же года, за несколько месяцев до голосования, Трамп торжественно обещал своей третьей и пока последней супруге, словенке Меланье, что переезжать в Белый дом той не придется, «поскольку выиграть он просто не может». В этом же был уверен и весь его штаб.

Но случайный президент еще не значит неудачный. Я, например, всегда считал, что и американец Буш-младший, и наш Путин оказались на политическом Олимпе, так сказать, непреднамеренно. Ни тот, ни другой вроде бы исходно наверх не рвались, и начало карьеры у них подобного взлета не предвещало.

Но тем интереснее сравнивать, как каждый из них сумел распорядиться благосклонностью Фортуны — для себя и своей страны. На мой взгляд, это сравнение не в пользу техасца.

Что касается Трампа, могу во всяком случае за себя сказать, что всегда относился и отношусь к нему с безотчетной симпатией. Чудится мне в нем что-то наше, родное и знакомое. То ли от гоголевских персонажей (этакая смесь Ноздрева с Собакевичем), то ли из русских сказок про Иванушку-дурачка, совершающего нелепые с виду поступки и вечно недооцениваемого, но умеющего при этом одолеть каких угодно супостатов и выпутаться из любых передряг.

При том что Трамп, разумеется, — стопроцентный американец, со всеми их родовыми чертами. Что бы ни говорили и ни писали на этот счет в США его непримиримые критики и недоброжелатели. А их тьма тьмущая — этих обитателей «вашингтонского болота» и «глубокого подполья» в бюрократическом аппарате.

Кстати, оба определения если не придуманы, то во всяком случае введены в широкий оборот самим хозяином Белого дома. Он вообще гордится умением хлестко припечатывать своих врагов. Отсюда, видимо, и его любовь к «Твиттеру», напоминающему в его руках крупнокалиберный политический пулемет.