Андрей Шитов - Четверть века в Америке. Записки корреспондента ТАСС

На этом брифинг закончился для Гиббса, но не для меня. Обступившие меня американские коллеги-журналисты наперебой интересовались, какую политическую подоплеку я вкладывал в свой вопрос (я честно отвечал, что никакой) и удовлетворил ли меня ответ пресс-секретаря (по-моему, ничего другого при своей должности он сказать и не мог).

С одним из репортеров, заметившим, что момент общенационального траура — не лучшее время для подобных обидных дискуссий, я полностью согласился. Но мы оба с ним сознавали, что при Обаме и мне, и другим иностранным журналистам в Белом доме грех было не использовать любую возможность задать вопрос.

В результате корреспонденты телекомпании CNN, газеты Politico, журнала National Journal и целого ряда сетевых изданий в один голос написали в своих репортажах о возвращении в Белый дом холодной войны. Позже в других СМИ появились нападки на меня лично. Помню, мне польстило, что в Washington Post комментарий «Из России с завистью: лекция о свободе» был напечатан прямо под откликом на расстрел в Аризоне со стороны сенатора Джона Маккейна, известного русофоба, представлявшего в верхней палате Конгресса этот штат.

Ни до, ни после за все мои годы в США столь бурной реакции на свои слова я не встречал. По большому счету она меня не удивила — я всегда знал, что в вашингтонской журналистике, как на «Скотном дворе» у Джорджа Оруэлла, «все животные равны, но некоторые равны более, чем остальные». Но все же я был слегка озадачен тем, как откровенно и даже заносчиво это в данном случае демонстрировалось.

Выходит, когда американские журналисты задают в Москве острые вопросы чиновникам, то они герои и борцы за демократию, а когда российский репортер пытается поднимать острые внутриполитические темы в США, то он чуть ли не поджигатель войны и враг американского народа? А где же та самая свобода слова, на которую сам Гиббс и ссылался?

На мой взгляд, эта свобода как минимум давала мне право на ответ. Я его написал и отослал в Washington Post. Но ни отклика, ни публикации не дождался и напечатал текст в Johnson’s Russia List у Дэвида Джонсона. Это один из самых известных в США сетевых дайджестов по России.

Что я имел в виду на брифинге? Прежде всего, конечно, право граждан США практически беспрепятственно приобретать и носить оружие. В Америке данная норма закона — по сути неприкосновенная идеологическая «священная корова».

За пределами США она вызывает недоумение и неприятие очень у многих. Один мой российский приятель, радикальный либерал, написал мне тогда, что полностью согласился бы со мной, если бы я ставил вопрос только об этом. Но другие, «более фундаментальные» свободы, включая свободу слова, по его убеждению, были совершенно ни при чем.

Однако, если это действительно так, то почему, собственно, мне по сути предложили заткнуться и помалкивать в тряпочку? Хотя в самой Америке тогда разгорелась жаркая дискуссия о пределах допустимого в словесных политических баталиях (опять же — почему?).

Почему небезызвестной республиканке Саре Пэйлин, которая в паре с тем же Маккейном баллотировалась в вице-президенты США на выборах 2008 года, пришлось спешно убирать со своего сайта страницу, на которой избирательный округ демократки Гиффордс был помечен значком ружейного прицела?

Почему аризонский шериф Кларенс Дупник, курировавший ход расследования, сразу указал на «атмосферу ненависти и фанатичной нетерпимости» в национальном политическом диалоге, которая, на его взгляд, могла повлиять на нападавшего? «Возможно, это свобода слова, но она не остается без последствий», — сказал он и сам тут же получил словесный нагоняй от консервативных комментаторов за то, что «слишком распустил язык».

Почему, наконец, сам президент Обама в своей яркой, прочувствованной и «глубоко личной», по определению того же Гиббса, речи на проводах погибших в Аризоне сетовал на «резкую поляризацию» внутриполитических дискуссий в США и призывал соотечественников говорить друг с другом так, чтобы слова «лечили, а не калечили»?

Ссылаясь на Библию, Обама рассуждал о том, что причины существования зла в мире и его конкретные проявления зачастую недоступны человеческому пониманию и не поддаются рациональному объяснению. Возможно. Но известная житейская мудрость гласит, что наши недостатки — обычно продолжение наших достоинств. А если в данном случае это правило неприменимо, то чем его заменить? Почему все-таки в Америке школьники расстреливают одноклассников? Почему под пули психопатов попадали даже президенты?

Однозначного и всеобъемлющего ответа на эти вопросы, разумеется, не существует. Но после каждого нового подобного психологического шока американцы заново его ищут.

Например, специалисты из Секретной службы США, отвечающей за охрану высшего руководства страны, тщательно изучили все известные попытки покушения на политиков с 1949 года и пришли к выводу о том, что у этих покушений почти никогда не бывало политических мотивов. Чаще всего нападавшими двигала жажда славы — пусть и одиозной, геростратовской.

Американцы гордятся своим индивидуализмом. Можно сказать, у них существует своего рода «культ личности» — отдельной свободной человеческой личности. Самостоятельность и самодостаточность приветствуются и поощряются. Считается, что «за правду» можно и нужно идти и одному против всех. Образ подобного «героя-одиночки» — один из самых распространенных голливудских стереотипов.

В целом подобное отношение к правам человека, наверное, хорошо и правильно. Но что если «своя правда» понимается извращенно? Разве не может она в таких случаях становиться весьма опасной негативной ценностью? Не говоря уже о том, что, если опираться на Библию, эгоцентризм вообще греховен.

Еще советским пропагандистским штампом было и существование в массовой культуре США «культа насилия». Для меня самоочевидно, что он сохраняется и поныне, в том числе в детских мультфильмах. Более того, с появлением Интернета и сетевых игр он неизмеримо разросся. Надо полагать, он тоже защищен творческими и коммерческими правами и свободами. Связь виртуального насилия с реальным, на мой взгляд, как минимум вероятна.

Некоторые мои американские критики утверждали, что мне с моими взглядами место в тоталитарном обществе. По-моему, это само по себе не имело отношения к обсуждаемой теме. Но зато позволяло наглядно проиллюстрировать мой исходный тезис.

Представим себе, что американские власти вдруг взяли и отменили гражданские права и свободы, заменив их жестким полицейским режимом. Скорее всего стрельбы на улицах в США в результате поубавилось бы. Но «правительство народа, из народа и для народа», как определял его Авраам Линкольн, на это сознательно не идет. Свободы сохраняются. Продолжается и стрельба. Это вопрос политического выбора.