Владимир Бушин - Спасатели и гробовщики Владимира Путина

Однако вот что еще очень странно: прошел всю войну, четырежды ранен — и никаких наград! Ну, повесили хотя бы медальку «За боевые заслуги», которой в конце войны награждали даже девушек-телефонисток просто за добросовестную работу. А за ранения без всяких рассуждений и бумаг давали ордена Красной звезды, Славы, а то и Красного Знамени. Может, уже тогда начальство догадывалось, что это будущий антисоветчик и любимец Замшева? Разве что…

Вообще-то, если говорить серьезно, эта книга вовсе не воспоминания о войне. Как правило, в ней не указывается ни время, ни место действия описываемых событий, а есть какая-то безымянная деревня, бесфамильный сослуживец, с потолка взятый факт… То есть это не воспоминание о конкретных событиях войны и ее участниках, а изложение того, как автор представляет себе события Великой Отечественной войны.

Так писал о войне и Солженицын. Помните? Ему хотелось, чтобы Сталин, выступая 3 июля по радио, едва не плакал — то ли от страха, то ли от безнадежности. Ну, если Сталин так плохо владел собой, что на него совсем не похоже, то ведь его речь в совершенно безукоризненном виде можно было записать на пленку и так передать по радио. Эта простейшая мысль не достигает светлой головы писателя, даже в трезвом виде называвшего себя «мечом Божьим».

Солженицыну блазнилось, и он писал в своем сборнике анекдотов «Архипелаг ГУЛаг», что наша армия отступала по 120 километров в день. И опять не хватало ума спросить себя: если по 120, то почему через две недели немцы не были в Москве, а ползли к ней чуть не полгода, во всяком случае, со своей мощной и быстроходной супертехникой карабкались гораздо дольше, чем Наполеон с пехтурой да конной тягой? А ведь оба вторжения начались с одной и той же границы, причем Наполеон-то перешел ее на два июньских дня позже. А главное, оказался в Москве, в Кремле. А Гитлер? Именно под Москвой схлопотал первую за всю войну с 1939 года взбучку. И какую! Отправил домой, к женам, командующего группой армий Центр генерал-фельдмаршала фон Бока и еще десятка два генералов.

Вот и Никулину являются видения, подобные солженицынским:

«— Атаковать! — звонит Хозяин из Кремля.

— Атаковать! — телефонирует генерал из теплого кабинета.

— Атаковать! — приказывает полковник из теплой землянки».

Где? Когда? В какой ситуации? Ведь вполне возможно, что такая команда была и нужна, просто необходима. Его это не интересует. Изобразив такого рода картину, он хочет внушить нам, что атаковать всегда вредно, даже бесполезно. И как вы смеете не верить мне, четырежды раненному герою штурма рейхстага?

Или вот такая анонимная батальная сцена, предназначенная убедить олухов царя небесного, что Красная Армия не умела воевать: «Уже третий день (когда? Хоть бы год указал. — В.Б. ) пехота штурмовала деревню (где она? Хоть бы фронт или область указал. — В.Б. ). Сперва подошла одна дивизия, 6 тысяч человек. Через два часа осталось от них две тысячи (значит, погибли четыре тысячи. Он сам считал! — В.Б. ). На другой день новая дивизия и остаток той (6 + 2 = 8 тысяч. — В.Б. ) повторила атаку с тем же результатом», т. е. погибли еще четыре тысячи никулинских солдат. Но — «сегодня ввели в бой третью дивизию, и пехота опять залегла. Густая россыпь трусов нам хорошо видна…». Он наблюдает это откуда-то со сторонки. Почему сам не участвует в сражении, неизвестно. Итог таков: за три дня положили тысяч 12–15 солдат, а деревню так и не взяли. И это изображается как нечто типичное для Красной Армии, для всей Отечественной войны. Да что ж это за деревня? Может, там была Ставка Гитлера? Пока не установлено.

Иногда Никулин упоминает события, которые действительно имели место, например, упомянута ленинградская блокада… Но он, житель этого города, не знает даже, когда она началась.

Или: «В начале войны немецкие армии вошли в нашу страну, как раскаленный нож в масло… Кадровая армия погибла на границе…». Видеть это, а потом вспомнить в книге Никулин, попавший на Ленинградский или Карельский фронт, конечно, не мог, но где-то слышал или прочитал у какого-нибудь Марка Солонина.

«Кровь лилась и лилась… Весь 42 год лилась…». А в 1943-м перестала? Увы, на войне действительно льется кровь, и она лилась до мая 1945-го. Но Никулин странным образом видит только нашу кровь. А немцы, что, бескровно наступали? Вот что 3 июля, подводя двухнедельные итоги военных действий, записал в своем известном дневнике генерал-полковник Ф. Гальдер, начальник немецкого Генштаба: убито 11822 человека (в том числе 724 офицера), ранено 38809 (в т. ч. 1403 офицера). «Всего потеряно около 54000 человек (с. 93). А в Польше немцы потеряли убитыми 10600, ранеными 30300 (ИВМВ. С. 31)». Значит, всего 40900. То есть за две недели боев против Красной Армии потери немцев оказались почти на 15 тысяч больше, чем за всю войну с поляками, а главное, там такой ценой они в итоге захватили столицу, добились полной победы.

Но Гальдер — начальник Генерального штаба сухопутных войск, и приведенные им цифры относятся к этим войскам. А как в начале войны, хотя бы в те же первые две неделе обстояло дело в авиации? В 1957 году у нас перевели книгу «Мировая война 1939–1945», вышедшую в ФРГ. И вот что писали там сами немцы, бывшие гитлеровские генералы и офицеры: «Потери немецкой авиации не были такими незначительными, как некоторые думают. За первые 14 дней боев (тех самых, потери которых подсчитывал и Гальдер. — В.Б. ) было потеряно самолетов даже больше, чем в любой из таких же последующих отрезков времени. За эти первые две недели с 22 июня по 5 июля 1941 года немецкие ВВС потеряли 807 самолетов всех типов, а за период с 6 июля по 19 июля — 477. Эти потери говорят о том, что, несмотря на достигнутую нами внезапность, русские сумели найти время и силы для оказания решительного отпора» (с. 472). А эти 807 машин были, как известно, не беспилотники, так что к данным Гальдера о потерях живой силы надо кое-что еще приплюсовать… А на море разве можно было обойтись без потерь?

Вот какая картина в реальности. А то у нас часто твердят, что мы в первый день войны будто бы «безответно» потеряли 1200 самолетов, и только. Нет, несмотря на внезапность нападения, наши летчики и зенитчики в тот страшный день ответили немцам уничтожением около 200 их самолетов. Это, конечно, разница большая, но все же в этом можно видеть знак того, что немцев ждали впереди такие горести как бои в 1943 году над Кубанью, когда в небе сходились в беспощадной схватке сотни самолетов, и они, немцы, тогда окончательно потеряли господство в воздухе.

Так на самом деле выглядит раскаленный фашистский нож в нашем вологодском масле. Да, мы отступали, да, драгоценные, у нас большие потери, но все же в самые первые дни — оборона Брестской крепости, потом — 73 великих дня Одессы, потом — 250 героических дня Севастополя… И все это только в начале войны. Вы хоть слышали об этом?