Дмитрий Медведев - Уинстон Черчилль. Личность и власть. 1939–1965

Примечательным в позиции Черчилля было то, что, отмечая опасность со стороны СССР, он не знал, что делать для нивелирования угрозы. Отсюда эти отчаянные поручения разработать планы возможного противостояния с восточным гигантом. Но подобное безысходное состояние продолжалось относительно недолго. В первой декаде августа 1945 года произошли события, которые по своему влиянию на позицию Черчилля в отношении к СССР могут быть сравнимы лишь с капитуляцией гитлеровской Германии. США опробовали атомное оружие, всесокрушающая мощь которого не просто произвела на британского политика впечатление. Она указала ему средство, способное вывести из тупика напуганного состояния.

Сохранилось несколько свидетельств современников, запечатлевших мнение экс-премьера относительно решающего значения нового вида оружия. Ограничимся лишь двумя упоминаниями, которые приходятся на сентябрь 1945 года. Первое прозвучало в разговоре с военным хирургом, бригадиром Гарольдом Клиффордом Эдвардсом (1899–1989): «Слава богу, что секрет атома оказался в правильных руках. России потребуется три года, прежде чем оседлать это открытие» [72]. Второе признание также имело место в частной беседе и сохранилось благодаря дневниковым записям другого врача — лорда Морана. После описания того, в каком беззащитном положении оказалась Англия с уходом американцев, Черчилль добавил: «Но атомная бомба изменила все» [75].

Отныне Черчилль стал активным поборником позиционной внешнеполитической борьбы против бывшего союзника. Начиналась «холодная война». Как правило, в изучении этого периода фокус большинства исследований сосредоточен на отношениях между США и СССР, которые считаются основными игроками латентного противостояния. Учитывая мощь двух держав, этот подход нельзя считать ошибочным. Тем не менее свою роль на новый формат международных отношений также оказала и Великобритания, которая, по мнению профессора Фрейзера Джефкоата Харбута (1937–2016), привлекала самое пристальное внимание со стороны советского руководства. Британия обладала разветвленной сетью военно-морских баз и выступала в ряде регионов (например, на Ближнем Востоке) геополитическим противником СССР. Кроме того, Лондон был знаменит своими внешнеполитическими комбинациями с объединением вокруг себя различных союзников против континентального соперника. Один из вариантов такой комбинации проглядывался невооруженным глазом: дробление антигитлеровской коалиции с формированием англо-американского союза, направленного на сдерживание СССР [74].

Со своей стороны Сталин также начал дипломатическую игру, целью которой стало возвращение утраченных после Октябрьской революции позиций: расширение влияния СССР на Восточную Европу (Лифляндская, Эстляндская, Курляндская и Виленская губернии [101]Бессарабия и Царство Польское входили в состав Российской империи), задержка с выводом советских войск из Северного Ирана (территории к северу от линии Касре-Ширин — Исфахан — Йезд также входили в состав царской России), озвучивание претензий в отношении черноморских проливов (переданы Российской империи по секретному англо-франко-русскому соглашению от 18 марта 1915 года). Активность Москвы не могла оставить британские власти равнодушными. Началось противостояние, одним из первых и наиболее известных эпизодов которого стало выступление Черчилля в Вестминстерском колледже в городе Фултон, штат Миссури, 5 марта 1946 года. Ниже мы подробнее остановимся на этом знаковом выступлении. Здесь же отметим основные моменты, связанные с антисоветской темой.

Сам Черчилль сказал, что в его словах «не следует усматривать ничего, кроме того, что услышите» [76]. Но анализируя подобные речи, исследователь оказывается почти всегда в сложном положении. Во-первых, такие тексты не создаются экспромтом, а являются результатом долгого и продуманного труда. Во-вторых, на закладываемые в них идеи влияют прошлые установки, современные события и будущие надежды. В-третьих, даже в столь публичных заявлениях не все сказанное Черчиллем следует рассматривать, как окончательные суждения. Где-то он и сам еще не определился до конца в верности выбранного курса. Поэтому, учитывая эти и другие особенности, для понимания позиции Черчилля пойдем при рассмотрении знакового выступления от простого к сложному.

Если абстрагироваться от ряда нюансов, британский политик представил картину двухполюсного мира, где на одной, близкой Черчиллю стороне, расположились США, Великобритания, Канада и европейские страны, а на другой, вызывающей настороженность, — СССР. Распределяя роли именно таким образом, экс-премьер исходил из следующей установки. Несмотря на прошедшее с окончания Второй мировой войны и использования атомной бомбы время, он по-прежнему не знал, что ожидать от советского руководства [77]. И это обстоятельство вызывало у него тревогу. Поскольку боялся Черчилль не карамазовского «безудержа», а именно холодного расчета. В свое время, работая в конце 1920-х годов над четвертым томом «Мирового кризиса», он назвал руководство большевиков «сообществом крокодилов, обладающих образцовыми интеллектами». В его понимании, эти «реалисты в высшей степени» «используют любые средства для достижения поставленной цели». В 1945 году он вернулся к своей характеристике, сравнив коммунистов с «ящерицами-реалистами, представителями семейства крокодилов» [78].

Как считал Черчилль, дело было не только в руководстве СССР, а в исповедуемой ими идеологии. Для достижения своей цели «коммунизм воспользуется любой причиной, стимулом и поводом, какими бы грязными и воинственными они ни были» [79]. А своими главными целями, опять же в понимании Черчилля, коммунисты считали распространение своей идеологии. Именно против идеологии он и выступил в Фултоне, выразив беспокойство, что во множестве стран «создаются коммунистические пятые колонны», которые действуют «слаженно и согласованно, в полном соответствии с руководящими указаниями, исходящими из коммунистического центра». По мнению британского политика, «коммунистические партии представляют собой растущую угрозу для христианской цивилизации». В результате их деятельности «жизнь простых граждан проходит под жестким контролем и постоянным надзором», который осуществляется «самолично диктатором или узкой группой лиц посредством привилегированной партии и политической полиции» [80].

Вспоминая спустя годы свою речь в Фултоне, Черчилль заметит, что «всегда следует быть осторожным, выступая за рубежом» [81]. Но назвать речь в Вестминстерском колледже «осторожной» — значит, погрешить против истины. Черчилль срывает занавес дипломатической размытости и переходит к конкретным формулировкам. Он заявляет, что многие страны Центральной и Восточной Европы «подвергаются все более ощутимому контролю, а нередко и прямому давлению со стороны Москвы». Он произносит ставшие эпохальными слова: «протянувшись через весь континент от Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике, на Европу опустился железный занавес» [82].