Себастьян Хаффнер - Некто Гитлер: Политика преступления

Гитлер ante portas! [64]Теперь даже социал-демократы воспринимали брюнинговский внепарламентский режим чрезвычайного положения как меньшее зло, и Брюнинг смог полузаконно, почти конституционно править еще два года. Но бедность росла, гитлеровская волна поднималась, а Брюнинг не решался, да и не мог совершить переход от своего квазилегитимного правления к новому авторитарному государству, который он должен был подготовить по заданию фон Шлейхера. В мае 1932 года он был отправлен в отставку. Новый кандидат Шлейхера, фон Папен, у которого было еще меньше поддержки в рейхстаге, стал рейхсканцлером, образовал «кабинет баронов» и провозгласил «совершенно новый способ руководства государством». Поначалу он вновь распустил рейхстаг; в результате очередных выборов гитлеровская партия удвоила число своих мандатов и стала сильнейшей партией рейхстага. Теперь речь шла об альтернативе Папен – Шлейхер или Гитлер. О парламентской республике отныне и речи не шло. Она была молча погребена. Борьба шла за ее наследство.

В игре, которую с августа 1932 года по январь 1933-го Папен и Шлейхер вели с Гитлером (в детали этой игры мы вдаваться не будем), с самого начала было ясно: у Гитлера куда больше козырей. Уже по той простой причине, что он был один, а противников было двое. Кроме того, за ним было массовое движение, а за Папеном и Шлейхером – никчемная и надоевшая элита погибшего кайзеровского рейха. Но прежде всего еще потому, что Гитлер точно знал, чего он хочет, а Папен и Шлейхер этого не знали, да и не могли знать. Единственное, что могло бы укрепить их будущее авторитарное государство – разумеется, после отставки восьмидесятипятилетнего Гинденбурга, – это реставрация монархии; но они не отваживались даже заикнуться о такой возможности, по понятной причине: не было подходящего кандидата на трон. Поэтому они упрямо комбинировали совершенно невозможные в Германии того времени политические конструкции: Папен, франтоватый кавалерийский офицер, мечтал о запрете всех партий и беспримесной диктатуре высших классов, скорее дворянской диктатуре, опирающейся только на рейхсвер; Шлейхер вполне реалистично не рассчитывал на силу одного только рейхсвера, но строил не менее фантастичные планы: расколоть национал-социалистскую партию, создать коалицию из «умеренных» нацистов (без Гитлера), профсоюзов, молодежных объединений, а также рейхсвера (куда ж без него) и на этой основе создать фашистское «корпоративное» [65]государство. Естественно, оба должны были потерпеть поражение уже в самом начале, но самым главным и судьбоносным оказалось то, что они поссорились. Шлейхер столкнул Папена с поста рейхсканцлера и добился от Гинденбурга своего назначения на этот пост. Папен, в своей жажде реванша готовый идти ва-банк, заключил союз с Гитлером, и в свою очередь, уговорил Гинденбурга сместить Шлейхера. Шлейхер был отправлен в отставку, Гитлер назначен рейхсканцлером. Папен всегда был готов рассматривать Гитлера в качестве младшего партнера (в известном смысле как знаменосца и трубача «консервативной революции»); ну а теперь он, Папен, сам оказался в роли младшего партнера Гитлера-рейхсканцлера, однако все еще надеялся «стреножить» того с помощью своего аристократического, консервативного кабинета министров [66].

Из этого ничего не вышло. Как Гитлер переиг-рал своих младших партнеров-консерваторов в следующие месяцы и окончательно выиграл у них в следующем году, сосредоточив тотальную власть в своих руках после смерти Гинденбурга в августе 1934 года, слишком хорошо известно, так что обойдемся без детального пересказа событий. Но вот что заслуживает здесь внимания, потому как это вовсе не общепризнанно, а многих, возможно, и удивит. Единственные политические противники или конкуренты, с которыми Гитлер всерьез считался в 1930–1934 годах, а временами всерьез боролся, были консерваторы. Либералы, католики из Партии Центра и социал-демократы не представляли для Гитлера особой проблемы, как, кстати, и коммунисты.

Та же ситуация сохранилась и в период его неограниченной власти, начавшийся с августа 1934 года. Либералы, католики и социал-демократы настолько, насколько они остались верны своим убеждениям, заняли пассивную позицию, отступили в безопасную для Гитлера внутреннюю и внешнюю эмиграцию. Чисто символическое сопротивление и отважная подпольная деятельность малочисленных, легко уничтожаемых и вновь возникающих коммунистических групп не могут не вызвать уважения своим отчаянным и безнадежным героизмом, но для Гитлера это была скорее полицейская проблема. А вот консерваторы с их хорошо укрепленными позициями в армии, дипломатическом ведомстве и государственных органах оставались для него серьезной политической проблемой – совершенно необходимые для ведения дел, наполовину союзники, наполовину оппоненты, а иногда совсем и не наполовину: Папен и Шлейхер попытались взбунтоваться в период кризиса летом 1934 года (Шлейхер заплатил за это жизнью, Папен был отправлен в дипломатическую ссылку, в Стамбул). Консервативные генералы вермахта разрабатывали планы государственного переворота в 1938 и 1939 годах [67], консервативные политики, такие как Гёрделер [68]и Попитц [69]всю войну конспирировали против Гитлера с представителями армии, государственных органов и бизнеса и в 1944 году наконец создали своего рода большую коалицию политических и военных консервативных противников Гитлера, что и завершилось покушением 20 июля 1944 года [70]. Это покушение было в высшей степени консервативным, аристократическим делом – верно говорится, что список казненных заговорщиков 20 июля напоминает выдержку из «Готского альманаха» [71]. Правда, для вида несколько постов в своем правительстве заговорщики планировали дать социал-демократам [72]. В немалой степени заговор потерпел неудачу потому, что романтически-консервативные государственные идеи заговорщиков были столь же не разработаны, анахроничны и далеки от действительности, как ранее – государственные идеи Папена и Шлейхера.

Конечно, по-настоящему опасной для Гитлера консервативная оппозиция так и не стала, и серия его легких побед над оппозиционными аристократами была непрерывной. И все же это была единственная оппозиция, которая оставалась проблемой для Гитлера до самого конца его правления; единственная оппозиция, имевшая шанс, пусть и очень маленький, свергнуть его и по меньшей мере один раз такую попытку сделавшая. И это была оппозиция справа. С ее точки зрения, Гитлер был левым, был революционером.

Над этим стоит подумать. На крайне правой стороне политического спектра расположить Гитлера не так легко, хотя сегодня многие именно там его и располагают. Естественно, он не был демократом, но он был популистом: человеком, чья власть опирается на массы, не на элиты; в известном смысле это был достигший абсолютной власти народный трибун. Его важнейшим средством власти была демагогия, важнейшим орудием – не четкая иерархическая структура, но хаотическое скопление нескоординированных, держащихся вместе только благодаря личности вождя массовых организаций. Все это признаки скорее левого, чем правого политика.