Роберт Аракелов - Нагорный Карабах: виновники трагедии известны

— «Узи», — прокомментировал офицер, назвав его марку. Обыскав этих людей, солдаты нашли у них и передали офицеру какие-то документы. Просматривая их, он обратился к одному из задержанных: «А, гость из Армении.»

Потом они все уехали, а «Москвич» и до следующего утра с разбитой фарой и помятыми буфером и капотом стоял все на том же месте.

Что же касается тех фидаинов, что базировались в самой области, то к 1990 году уже прошло то время, когда они разбивали на горных склонах многоместные утепленные палатки, откуда и совершали свои набеги. Вертолетная разведка засекала их и туда направлялись войска. Теперь они обитали в селениях, как правило, в тех, что занимали, так сказать, стратегические позиции. Это были горные селения, нависающие над дорогами области, что позволяло им контролировать эти дороги, сохраняя для себя возможность маневра и общения с внешним миром. Весь город, к примеру, знал, что одним из таких центров, где обитали террористы, закамуфлированные под крестьян, было селение Каладараси, контролирующее дорогу на Шушу. Мое первое знакомство со здешними, так сказать, партизанами состоялось чересчур уж буднично. А дело было так. Я сидел у начальника Газового управления, когда кто-то к нему позвонил. Как показали дальнейшие события, звонили ему, видимо, из того самого штаба. Ответив звонящему словами: «Хорошо, непременно сделаю», — он повесил трубку. И обратился ко мне: «Хочешь видеть фидаинов?»

— Да, хочу, — ответил я ему.

— Ну, так они сейчас будут здесь, — сказал он мне. Мы с ним еще успели о чем-то поговорить, как вдруг открылась дверь, и двое молодых людей вошли в кабинет.

— Вы можете идти, — сказал мне начальник. Но уходя, я нарочито долго заправлял стул, чтобы успеть рассмотреть их.

Этим двоим было лет по двадцать пять, роста выше среднего, сухощавые, слегка небритые, но бороды были аккуратно подстрижены. Одеты они были в черные брюки и в черные же кожаные куртки. У начальника они задержались не более двух минут, и как я потом узнал от ребят из гаража, приезжали они за сварочным агрегатом, который им был нужен для сварки труб газопровода, проводимого в какое-то из сел, где они базировались.

Вторая встреча с ними была не менее будничной. Однажды один знакомый позвал меня на обед, но дома у него не было хлеба, и мы с ним направились к хлебной будке. Наказав мне стоять в очереди, он побежал на рынок за зеленью и соленьями. Очередь была большая, и стоять предстояло не менее часа или около того. В очереди стоял гвалт и шум, кто-то кого-то проталкивал, кто-то кого-то выталкивал, кто-то брался наводить порядок. Но вдруг все умолкло, и в толпе шепотом пронеслось: фидаины, фидаины. Я обернулся и увидел такси, в котором, кроме водителя, на заднем сиденьи было еще двое пассажиров, — молодых мужчин в возрасте примерно том же, что и те, что приезжали за сварочным агрегатом. Один из них вышел из машины, держа в руках небольшой тряпочный мешок. Подойдя к очереди, он бросил этот мешок через головы людей продавцу, показывая пальцами руки, что ему нужно шесть буханок хлеба. Через минуту продавец вынес мешок с хлебом и отдал его мужчине, а тот все также молча сунул ему в карман халата деньги, сел в машину, и они уехали. Интересно заметить, что кто-то в очереди знал их в лицо. Тех, что приезжали в Газовое управление, одна из сотрудниц тоже знала в лицо. В третий раз я встретил их — теперь их было трое — в шашлычной у реки, где я сидел с одним знакомым. Так вот, этот знакомый тоже узнал одного из них. Оказывается, они иногда появлялись на рынке, якобы следя за тем, чтобы продавцы не слишком завышали цены. Такая вот игра в защитников народных интересов. А истинный их род занятий был известен всем: взрывы мостов, кража стада у крестьян из азербайджанских селений, убийства, взятие заложников, а самое главное — нагнетание страха на местное население и слежка за тем, чтобы те, не дай бог, не пошли на контакты со своими соседями и уж тем более на сотрудничество с Оргкомитетом. Взорвав дом и убив ту женщину, что работала в аэропорту, они показали, как далеко могут пойти. Убийцы, да и только. И делали-то они это не по собственному разумению. Они были исполнителями тех планов, тех решений, тех принципов, которые формулировали Зорий Балаян и ему подобные. В этой связи и, конкретно, о карабахской трагедии, хочу порассуждать, читатель, вот на какую тему.

Иногда приходиться читать и слышать, что в основе националистических проявлений лежат экономические соображения, что безысходность и тяготы жизни толкают людей одной национальности на людей другой. Конечно, человека, озлобленного на весь мир и от этого мира уже не ждущего чего-то хорошего, легче поднять на бунт — на бунт любой и не обязательно с националистической окраской. Верю, что во многих регионах страны эти соображения помогли всякого рода нечисти стравить людей. Но поскольку я веду здесь речь не вообще о причинах социальных взрывов, о механизмах их «запуска», а конкретно о Карабахе, то смею утверждать, что для большей части тамошних обывателей не экономические соображения лежали в основе их противозаконных действий. Конечно, отдельные рецидивы такой мотивации действий и в области имели место, — не без этого. К слову, весь Степанакерт судачил про одну смазливую дамочку, да к тому же замужнюю, которая до известных событий была интимно близка с одним состоятельным азербайджанцем, щедро ее субсидировавшим. Когда начались события, она со страху, боясь разного рода обвинений, стала столь рьяно поносить азербайджанцев, что то ли по этой причине, то ли по причине все той же смазливости, но так пришлась по душе лидерам движения, что они назначили ее распределителем фонда благотворительного общества «Амарас», оказывающего денежную помощь беженцам. И весь город знал, что она так умеючи распределяла этот фонд, что уже скоро не чувствовала потери своего покровителя-азербайджанца. Но эта дамочка, для которой что любовь, что благотворительность — все одно, лишь бы платили, — случай особый, и без оных не обходится ни одна такая ситуация.

Что же касаются проблемы в целом, то смею утверждать, что в карабахских событиях экономические соображения не имели особого значения. Нет, это был натуральный национализм, а экономические факторы привлекались лишь для придания нечестивым требованиям необходимой солидарности. Да и местный обыватель, сколь бы он ни был примитивен, понимал, что никаких таких выгод от присоединения к Армении, то бишь «Миацума», он не получит. Армения, в конце концов, не Южно-Африканская Республика, откуда в Карабах потекут алмазы. Многие жители НКАО не раз бывали в Армении и уже имели понятие о тамошней дороговизне, сложностях жизни. Многие интуитивно чувствовали, что в материальном плане их, попросту говоря, хотят ограбить, но националистический дурман, сгущающийся от ловкой пропаганды всякого рода подлецов, да страх так и не позволили им разумно все взвесить.