Роберт Аракелов - Нагорный Карабах: виновники трагедии известны

Далее события развивались следующим образом. Минут через десять после моего прихода в бар вошел один тщедушный старичок лет под восемьдесят, который, заказал себе чай и булочку, сел за стол напротив ребят. Но сидел этот старик молча трех минут, да и эти минуты не столько о чем-то думал, что было бы естественно для его лет, сколько все смотрел пристально на ребят. И вдруг этот самый старик встает со своего места и, приняв петушиную позу, подходит к ребятам.

— Чем заняты ваши мозги? — строго обратился он к ним. — Над вами висит карта, а вы ни разу и не взглянули на нее.

— Да видели мы ее, не в первой раз здесь, — ответил один из ребят.

— Ничего вы не видели, — продолжал старичок, — смотрите, какой могучей была ваша родина. Вот о чем вам надо думать. Тигран Великий... И старик начал читать им лекцию о Тигране Втором, о его походах и что-то еще в этом роде. Ребята слушали его рассеянно, но старик, право же, воодушевлялся сам, рассказывая об этом кратком периоде взлета древнеармянского царства. Заметив, что я посматриваю в его сторону, он неожиданно обратился ко мне:

— Объясните же и вы им, чем должны быть заняты их мозги. Или я что-то неправильно говорил?

Я прекрасно отдавал себе отчет, каким ядом национальной гордыни старик отравить сознание этих ребят, ибо сам уже был безнадежно отравлен им. А что касается его лекции, то я, конечно, знал, что Тигран Второй действительно был самым удачливым правителем Армении той далекой поры, и так любой завоеватель отхватывал земли, где мог. Но что из того? Разве нынче времена все тех же войн и захватов, времена рабовладения и дикости. Но всего этого старику я не стал говорить, а ответил так:

— Правильно-то, правильно, да только в истории Армении это ведь был всего лишь краткий эпизод. Не более.

— Как эпизод? Как эпизод? — взорвался старик, перейдя на ты. — Да ты знаешь, что говоришь. А разве при царе...

И он начал называть мне имена правителей Армении времен то ли дотиграновых, то ли после. Я уж думал, а не прихватит ли его инфаркт, и решил сказать ему нечто примирительное.

— Что делать? — по-философски прервал я его. — В истории всякое бывало. Ведь куда велик был Рим, а и то исчез с лица Земли. Мы даже не знаем, как звучала латинская речь.

Однако моей примирительной нотки старик не уловил и завелся пуще прежнего:

— Что Рим? Что Рим? Да Тигран Великий и Рим посылал куда надо. Но тут уж не сдержался я, обидевшись за Рим.

— Послушайте, — прервал я его, — а вы знаете, что именно в ту пору в ходу была пословица, что когда в Риме сквозняк, все окрестные цари чихают. Вот как они побаивались Рима. На тысячи километров простужались от римских сквозняков.

Старик умолк, нахмурив брови, подошел к моему столу, упер об него руки, и, глядя на меня сверху вниз, грозно спросил: — Ты кто такой, а? Откуда взялся?

Я молчал. Минуту молчал и он. Затем резко повернулся и, забыв о своей шляпе, что лежала на его столе, ушел, широко расставив ноги, и столь быстро, сколь позволяли ему годы.

— Ты бы лучше ушел, да поскорее, — сказал мне сидящий за соседним столом мужчина.

Я так и сделал. Был уже девятый час, темень, и я, отойдя от бара метров на двадцать, вошел в подъезд одного дома, решив понаблюдать, что будет дальше. Долго ждать мне не пришлось. Минут через пять я увидел все тем же быстрым шагом возвращавшегося старика, ведущего за собой двух налегке одетых молодых мужчин. Они зашли в бар, потом вышли из него, осмотрелись окрест, и те двое, разведя руками, ушли восвояси, а старик уже один вернулся в бар. Такая вот смесь духовного одурманивания людей, подкрепляемая, при необходимости, аргументами, так сказать, физической природы.

Вообще надо сказать, что имя Тиграна Второго эксплуатировалось вовсю. Одна из газет из номера в номер печатала статьи о его деяниях. О нем пелись песни, записанные на магнитофонные ленты, а летучие отряды фидаинов, делавшие периодические набеги на земли Азербайджана, именовали себя то отрядами Тиграна Великого, то воинами Тиграна Великого. Почему столь часто вспоминали имя именно этого царя, — понятно, ибо таких масштабов армянское царство уже никогда не достигало. Вот и призывали следовать примеру тигранова войска. Слушая все это, я поневоле вспоминал иные времена, иные примеры. Ведь точно также во времена Муссолини итальянским чернорубашечникам внушалось, что это они — наследники воинской доблести легионеров Цезаря и Помпея, а в Германии тех же лет Фюрер внушал молодым бюргерам, этим «белокурым бестиям», что «меч Зигфрида» заждался их, и что к походу их зовет «дух Фридриха Барбароссы». Вот так, всюду и везде, взывается к духу далеких и удачливых предков, когда зовет походная труба. Да только забывают, что походным этим маршам часто последуют похоронные.

Помню, как однажды сидя в городском парке, я наблюдал, как один пожилой мужчина читал вслух себе и сидящему рядом приятелю какую-то брошюрку о Тигране Втором и его походах, и от того, с каким пылом он все это комментировал, во мне тоже заговорил пыл, да только поэтический, и я написал тогда вот такие строки:

А что касается того самого старичка — любителя, так сказать, отечественной истории в ее определенном преломлении, то он выполнял в некотором роде теоретическую работу по обоснованию притязаний Армении на Карабах. А были и такие, что вносили посильный вклад и практическую работу. Мне, по-крайней мере, с подобным типом стариков пришлось однажды встретиться, и я позволю себе рассказать о нем.

Проливной дождь застал меня на улице, когда я стоял в двух шагах от какой-то библиотеки. Прячась от дождя, я зашел в нее и взглянул на небо. Едва ли не до горизонта оно оказалось сплошь в грозовых тучах, и я понял, что ждать мне придется долго. Чтобы как-то скоротать время, я прошел в читальный зал, взял несколько журналов и, сев за один из столов, начал их листать. В зале кроме меня был еще лишь один старичок, который минут через пятнадцать после того, как я сел за стол, попросил меня в чем-то помочь ему. Я подошел к нему, и он, протянув мне конверт, спросил, не смогу ли я прочесть адрес на конверте. Запись я расшифровал и, возвращая ему конверт, обратил внимание, что перед ним целой стопкой лежат еще не менее двадцати пяти конвертов, на которых уже написаны адреса. Мое удивление он заметил и сказал, что если меня интересует, чем он занят, то советует мне сесть за его стол, тем более, что я могу быть полезен ему в расшифровке некоторых неразборчивых почерков его корреспондентов, которых у него несколько дюжин. Я так и сделал, и вот что узнал. Постараюсь быть очень краток. Оказывается этот старичок всеми правдами и неправдами, и прежде всего, из периодических изданий, проспектов, справочников, пособий, через частных лиц разузнавал адреса различных правительственных и общественных организаций, общественных деятелей, отдельных ученых, писателей, газет, журналов, радио, телевидения и еще бог знает кого. Как он сам мне рассказал, среди его адресатов были и люди, так сказать, рядовые: пионервожатые, начинающие спортсмены и музыканты, одинокие женщины, желающие с кем-нибудь завязать знакомство, девочки, ищущие верную подругу, и нечто еще в этом же роде. Их адреса он тоже узнавал из газет и журналов. И всем им, по собственной инициативе, этот старичок писал письма, в которых расписывал, насколько несчастен народ Арцаха, пребывающий чуть ли не в колониальном рабстве у Азербайджана, какие мучения ему приходится претерпевать и что, мол, терпение народа, народа-труженика, хранителя древнейшей культуры уже иссякло, и он восстал. В заключение он просил возвысить свой голос в защиту свободолюбивого народа Арцаха, проводить всякого рода акции протеста, поскольку, дескать, арцахцы оказались всеми забытыми, а у азербайджанцев всюду защитники и сторонники? Далее старик сказал мне, что некоторые из его адресатов, откликнувшись, пишут ему письма, спрашивают кое-какие подробности, что-то уточняют, и у них завязывается переписка. Словом, мне стало ясно, что старик нащупал канал, позволяющий ему если и не формировать общественное мнение, то влиять на него — безусловно. Я смотрел на этого человека, и мне казалось, что это и не старик сидит передо мной, а дьявол, изморивший самой наглой ложью не одну душу.