Наталья Ножнова - Современный расизм как он есть

На следующий вечер я вновь пытаюсь попасть в «Парадисхоф». Но на этот раз все заканчивается гораздо быстрее. Едва я появился в дверях, как вышибала ринулся на меня, схватил за лацканы пиджака, силой развернул меня и дал мне пипка. Я приземляюсь на тротуаре.

Никого это не интересует, никто не вступается за меня — ни в закусочных, ни на остановке трамвая «Образцово-показательная школа» в северной части города. Там один из прохожих, в возрасте примерно 50 лет, без всякой очевидной причины хватает меня за воротник, прижимает к стене дома и рычит: «Грязный турок, я вот сейчас прикончу тебя». Никто из стоящих на остановке не реагирует. Мужчина отстал от меня, лишь когда подошел трамвай.

Городской сад Фридберг — место, где собираются бродяги. «Угости нас», — требует один из них. Я с готовностью приношу из ближайшего павильона 8 бутылок пива и раздаю их присутствующим. Когда я сел было на перила рядом с одним из них, то этот бездомный просветил меня: «Ну ты, отодвинься подальше! Мы не сидим рядом с турками. От них дурно пахнет».

Очень просто сделать так, чтобы к тебе относились как к человеку: для этого ты должен перестать быть турком. Я снова прихожу в «Опернкафе». Но на этот раз вместо турецкой «Хюрриет» у меня в руке «Франкфуртер альгемайне». У меня вновь светлые усы и брови, а свою кепку я спрятал в карман. Сажусь за единственный свободный столик — из тех, что выставлены перед кафе. Приветливо улыбаясь, подходит официант Удо. «Что желаете заказать? В один момент принесу», — говорит вежливо Удо и спешит выполнить заказ. Я облокачиваюсь на спинку стула. Вновь я немец. На меня больше не будут смотреть косо, ко мне не будут относиться по-хамски, не будут давать мне тычков.

Собственно говоря, я мог бы быть доволен.

Stern (Hamburg), 1983, 14. X.

Из журнала «Тайм» (Нью-Йорк)

Они приезжали миллионами из нищих анатолийских деревень Турции, из Индии, с островов Карибского моря, из Северной Африки. Их тогда приветствовали, более того, их приезда добивались. Они стали добровольными и незаменимыми чернорабочими послевоенного экономического бума в Западной Европе, готовыми выполнять ту работу, которой никто не хотел заниматься. Их многодетные семьи, мечети, экзотические обычаи считались просто временным неудобством. Однажды они исчезнут: все эти «отходники», «гостевые рабочие» должны же возвратиться на родину. Но они остались, и теперь подросло их новое поколение — темнокожие юноши и девушки, которых по выговору не отличить от молодежи Прованса, Брюсселя или Средней Англии. Хотела она того или нет, но Западная Европа превратилась в многорасовое общество.

Эта перемена в основном завершилась к середине 70-х годов, когда вопрос об иммигрантах приобрел политическую окраску под двойным напором таких факторов, как экономический кризис и массовая безработица. Западноевропейские правительства ввели жесткие ограничения на иммиграцию. Но к тому времени новое, иноплеменное и бросающееся в глаза население уже прочно осело в возникших по всему континенту гетто: в западноберлинском Кройцберге, во многих районах Парижа, Марселя, Лиона, в старых кварталах Амстердама и Утрехта, в брюссельских коммунах Сен-Жос, Сен-Жиль и Шербек, в Брикстоне, Токстете и десятках других рабочих окраин Британии. Сейчас в Западной Европе проживают 12 миллионов выходцев из развивающихся стран. Большинство этих людей оказались в ловушке — земля предков не может их прокормить, а новая родина их отвергает.

Турки, пакистанцы, алжирцы потеряли свои личные имена, их стали называть обобщенными и часто оскорбительными кличками. Некоторые утверждают, что усиливающиеся антииммигрантские настроения не имеют ничего общего с расизмом и отражают скорее обыкновенную неприязнь к чужакам вообще, но сама эта неприязнь, скажет любой иммигрант, носит расовый характер. Подчас она выражается в актах насилия: избиение на улице, выстрел из-за угла, брошенная из промчавшейся автомашины бомба. Но еще чаще расизм проявляется буднично: оскорбительные насмешки, враждебные взгляды, отношения, построенные на расовых предрассудках.

«Да, я полагаю, у меня есть расовые предубеждения, — говорит почтенная жительница западной части Лондона. — Люди моего возраста не имели ничего общего с той ошибочной и алчной политикой, которую проводили высшие классы в отношении колоний, но мне непонятно, почему я сейчас должна мириться с ее последствиями. И мне надоело, что на почте работают люди, не говорящие хорошо по-английски».

Такая враждебность неизбежно получила и политический резонанс. Крайне правый французский «национальный фронт» поддерживают, вероятно, не более 3 процентов избирателей страны, но в некоторых округах с большой прослойкой иммигрантов эта партия (требующая изгнания иностранных рабочих. — Авт.) добилась заметных успехов на выборах (муниципальных, — Авт.). Подобной же поддержкой пользуется экстремистская «партия центра» в Нидерландах, сделавшая ставку на расизм. В Англии и ФРГ представители правого крыла правящих партий, приводя в замешательство коллег, нередко мечут громы и молнии по поводу засилья иммигрантов.

В известном смысле это результат неразумного, более того, взрывоопасного нежелания признать происшедшие в социальной структуре западноевропейского общества перемены. Серьезному обсуждению проблемы мешает напыщенное пустословие на тему иммиграции, которая фактически уже прекратилась, и массовой репатриации, которая практически невозможна. «Они никак не хотят мириться с тем, что люди с черной кожей проживают здесь, — говорит чернокожий 32-летний юрист Пол Боатенг, потерпевший поражение кандидат от лейбористской партии на последних парламентских выборах в Англии. — В нас до сих пор видят временных или потенциальных временных иммигрантов. Белое общество хочет верить, что это дурной сон, что однажды утром оно проснется и все чернокожие люди исчезнут. Но этого не будет».

Даже в хорошие времена Западная Европа эксплуатировала и игнорировала иммигрантов, но экономическая депрессия, видимо, разбудила особенно злобного демона. Чем иначе объяснить взлет расистского насилия? В ноябре пять французских солдат до смерти избили в поезде 27-летнего алжирца и вышвырнули его труп около Тулузы. В 1983 году во Франции были убиты и ранены более 20 иммигрантов, и, по меньшей мере, 7 из них, включая десятилетнего мальчика, погибли в густонаселенных жилых районах Парижа и других крупных городов.

Печально известный клич «Врежем по пакам!» уже не моден среди английских «бритоголовых», но их агрессивность по отношению к пакистанцам и другим «цветным» усилилась. Расистские выходки стали столь обыденным явлением, что большинство иммигрантов даже не считают нужным сообщать полиции об угрозах, оскорблениях и непристойных письмах. Еще в 1981 году министерство внутренних дел установило, что риск подвергнуться нападению для выходцев из Вест-Индии в 36 раз, а для выходцев из Азии в 50 раз больше, чем для белых англичан. Адвокат Сибгхат Кадри, председатель постоянного комитета индийских организаций, утверждает, что с тех пор «число расовых преступлений не уменьшилось, просто пресса больше не обращает на них внимания».