Леонид Млечин - Путин и Трамп. Враги, соперники, конкуренты?

Писатель Евгений Петрович Петров (он погибнет в войну) жаловался:

— Я начал роман против немцев — и уже много написал, а теперь мой роман погорел: требуют, чтобы я восхвалял гитлеризм — нет, не гитлеризм, а германскую доблесть и величие германской культуры…

Запретили оперу выдающегося композитора Сергея Сергевича Прокофьева «Семен Котко», написанную в 1939 году, из-за упоминания германской оккупации Украины в Первую мировую. Новый заместитель Молотова в Наркомате иностранных дел Андрей Вышинский специально приезжал послушать оперу — хотел убедиться, что в ней больше нет ничего обидного для новых немецких друзей. В либретто внесли поправки. 23 июня 1940 года состоялась премьера оперы в новой редакции, более приятной для новых германских друзей.

Оркестры в Москве разучивали нацистский гимн, который исполнялся вместе с «Интернационалом». На русский язык перевели книгу германского канцлера XIX века Отто фон Бисмарка, считавшего войну с Россией крайне опасной. В Большом театре ставили Рихарда Вагнера, любимого композитора Гитлера. И мальчишки распевали частушку на злобу дня:

7 сентября 1939 года, когда вермахт уже вступил на территорию Польши, Сталин вызвал к себе руководителя Исполкома Коминтерна болгарского революционера Георгия Димитрова. В кабинете генсека присутствовали Молотов и Жданов, ведавший в ЦК идеологическими делами. Димитров тщательно записывал указания Сталина:

— Война идет между двумя группами капиталистических стран за передел мира, за господство над миром! Мы не прочь, чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга. Неплохо, если руками Германии было бы расшатано положение богатейших капиталистических стран, в особенности Англии. Пакт о ненападении в некоторой степени помогает Германии. Следующий момент — подталкивать другую сторону. Мы можем маневрировать, подталкивать одну сторону против другой, чтобы лучше разодрались…

Иначе говоря, советский руководитель рассчитывал, что европейские державы обескровят друг друга, и тогда он вступит на международную арену, чтобы решать судьбы континента и мира. Но не одному ему этого хотелось.

После нападения Германии на Советский Союз летом 1941 года один журналист в Вашингтоне спросил сенатора Гарри Трумэна (будущего президента США), как в этой ситуации должна себя вести Америка. Трумэн, не видевший особой разницы между нацистским и сталинским режимами, ответил с прямотой, свойственной уроженцам Среднего Запада:

— Если мы увидим, что Германия побеждает, нам следует помочь России. А если будет побеждать Россия, мы должны помогать Германии. И пусть они убивают друг друга сколько могут; хотя я ни в коем случае не хочу видеть Гитлера в роли победителя.

После пакта с Гитлером советский вождь утерял всякий интерес к борьбе с фашизмом. Объяснял Георгию Димитрову:

— Деление капиталистических государств на фашистские и демократические потеряло прежний смысл. Уничтожение Польши в нынешних условиях означало бы, что одним буржуазным фашистским государством стало меньше! Что плохого было бы, если бы в результате разгрома Польши мы распространили социалистическую систему на новые территории и население…

В декабре 1939 года к сталинскому юбилею Гитлер прислал свое поздравление:

«Ко дню Вашего шестидесятилетия прошу Вас принять мои самые сердечные поздравления. С этим я связываю свои наилучшие пожелания. Желаю доброго здоровья Вам лично, а также счастливого будущего народам дружественного Советского Союза».

Риббентроп поздравил Сталина отдельно: «Памятуя об исторических часах в Кремле, положивших начало повороту в отношениях между обоими великими народами и тем самым создавших основу для длительной дружбы между ними, прошу Вас принять ко дню Вашего шестидесятилетия мои самые теплые поздравления».

Вождь ответил министру: «Благодарю Вас, господин министр, за поздравление. Дружба народов Германии и Советского Союза, скрепленная кровью, имеет все основания быть длительной и прочной».

Вся эта переписка была опубликована в «Правде».

Писатель Илья Григорьевич Эренбург вспоминал, что эти слова вызвали в нем возмущение. «Это ли не кощунство! Можно ли сопоставлять кровь красноармейцев с кровью гитлеровцев? Да и как забыть о реках крови, пролитых фашистами в Испании, в Чехословакии, в Польше, в самой Германии…»

Несколько десятилетий спустя советские люди будут задаваться вопросом: почему мы лишились стольких друзей накануне большой войны?

«На Западе все русское было в большой моде, — вспоминал 1920-е годы австрийский публицист Манес Шпербер. — Не только из-за победившей Октябрьской революции, но, наоборот, благодаря эмиграции.

Везде пользовались большим успехом «Хор донских казаков», кабаре «Синяя птица», балетные и театральные труппы, чтецы, певцы и музыканты из России. Русское, равно белое или красное, гарантировало популярность. Обязательно нужно было посмотреть фильм «Поликушка» по рассказу Толстого, который, как рассказывали, снимали в разгар Гражданской войны, в непредставимо тяжелых условиях, с голодными и мерзнущими актерами. Точно так же восхищались революционными плакатами Маяковского, читали его поэтические манифесты и поэму «Двенадцать» Александра Блока».

Но очарование советского эксперимента быстро растаяло. Однопартийная диктатура, беззаконие, репрессии, эксплуатация, идеологическая индоктринация.

Осенью 1927 года в Москву приехал знаменитый французский писатель Анри Барбюс, симпатизировавший Советской России. 16 сентября его принял Сталин. Барбюс прямо спросил вождя:

— Как мне противодействовать западной пропаганде насчет красного террора в СССР?

Сталин объяснил все просто:

— Расстрелы шпионов, которые происходят, это, конечно, не красный террор. Мы имеем дело со специальными организациями, база которых в Англии или во Франции. Эти организации финансируются, очевидно, капиталистами, английской разведкой. Вот недавно была арестована маленькая группа, состоящая из дворян-офицеров. У этой группы было задание отравить весь съезд Советов, на котором присутствуют тысячи человек. Было задание отравить газами весь съезд! Как же бороться с этими людьми? Тюрьмой их не испугаешь, и тут просто вопрос об экономии жизни. Либо истребить отдельные единицы, состоящие из дворян и сыновей буржуазии, или позволить им уничтожить сотни, тысячи людей.

Сталин откровенно врал, глядя собеседнику прямо в глаза. Под пули и в лагеря давно шли не буржуи с дворянами, а рабочие и крестьяне, с каждым годом жертв будет становиться все больше…