Алексей Васильев - Рецепты Арабской весны: русская версия

Однако история независимого Туниса знает случаи открытого и массового проявления социального недовольства, народных волнений и забастовок. Так, при подавлении нескольких волн забастовочного движения в конце 1977 – начале 1978 гг., по официальным данным, было убито 42 человека и более 300 ранено. При подавлении «хлебных бунтов» в декабре 1983 г. – январе 1984 г. 89 человек были убиты и 938 ранены, в том числе 580 гражданских лиц и 348 полицейских.

Именно нарастание социальной напряженности в стране привело к перевороту 7 ноября 1987 года, получившему название «жасминной революции». Переворот был осуществлен под руководством Зина аль-Абидина Бен Али, премьер-министра и генерального секретаря правившей в то время Социалистической дустуровской партии. Новая власть декларировала либерализацию экономики, содействие здоровой конкуренции между политическими партиями, создание стабильного общества, которое должно было характеризоваться открытостью и терпимостью.

Провозглашая приверженность либерально-демократическим ценностям, режим Бен Али продержался почти четверть века. Но сами по себе эти принципы не устраняли глубинных причин нарастания социальной нестабильности, главными среди которых – повторю снова – были бесконтрольная рождаемость и подхлестываемая ею массовая безработица, в чем автор еще раз убедился во время последней поездки в Тунис в октябре 2009 года.

В Египте события развивались в целом по аналогичному сценарию и завершились свержением законно избранного президента и сменой власти.

В свете социально-демографической динамики мусульманских стран будущее и этой крупнейшей арабской страны не выглядит таким уж неопределенным. Определено оно, в частности, многовековой мусульманской традицией деторождения. В результате следования этой традиции население страны, проживающее фактически на узкой полоске земли долины и дельты Нила, ежегодно увеличивается на 1,2–1,3 млн. человек. Этот бурный демографический рост вызывает все нарастающую волну безработицы, расширение многомиллионных контингентов маргиналов и люмпенов, готовых встать под знамена политических сил любых мастей, в особенности тех, которые больше заплатят за участие в политических акциях.

Крайне неблагоприятная в целом для арабского мира, эта динамика усугубляется отношением больших групп мусульманского населения к труду. Подавляющая его часть работает на своих рабочих местах с прохладцей, «спустя рукава», не стремится повышать эффективность труда. Это в значительной мере объясняется историческими традициями, климатическими условиями, некалорийным питанием, тяжелыми условиями жизни.

Низкая эффективность труда объясняет, почему те функции, для выполнения которых в среднеевропейских условиях достаточно было бы одного работника, в Египте, например, выполняют пять человек. С одной стороны, это повышает занятость и снижает уровень безработицы, но, с другой – сокращает общественную производительность труда и содействует консервации социально-экономической отсталости страны.

На уровне массового общественного сознания не приветствуется упорный, напряженный труд; мечтой для самых разных социальных категорий молодежи остается «вазыфа» – должность, позволяющая, сидя за столом в кресле, устно или по телефону отдавать указания подчиненным.

С этих позиций ситуация в Египте и Тунисе не внушает оптимизма. Те 40 млрд. долл., которые «большая восьмерка» выделила в мае 2011 года обеим странам – по 20 млрд. долл. каждой, быстро закончатся. Их проедят и разворуют, а ситуация в основном останется прежней. И она будет оставаться таковой до тех пор, пока в результате очередного столкновения с полицией не начнется новый стихийный бунт.

События, потрясшие в первые месяцы 2011 г. государства Северной Африки и Ближнего Востока, получили в отечественном востоковедении самые разные определения: от «молодежных бунтов» и «смуты, руководимой в той или иной мере опытной рукой политических манипуляторов» до «цунами революций, как проявления новых геополитических реалий».

Столь же неоднозначны оценки потенциала общественной нестабильности и уровня социально-политической дезинтеграции в регионе южнее Сахары.

С одной стороны, констатируется развал африканских обществ южнее Сахары как устойчивой динамической системы и нормальной среды обитания людей, подчеркивается глобальное расширение группы беднейших, наименее развитых стран прежде всего за счет данного региона, отмечается сохранение и возрождение в этом регионе традиционных культур и, в итоге рисуется образ африканского развития как «антиразвития». Обращается внимание на то, что индекс человеческого развития во многих африканских странах в начале XXI в. оказался ниже, чем в 1960 г. «Воздействие внешних факторов в течение последних 30 лет привело к ярко выраженной экономической маргинализации большинства стран континента, а значит и всей Африки: хронической бедности преобладающей части населения, росту незанятости, массовой неграмотности, широкому распространению тяжелых заболеваний и т. д.».

С другой стороны, по данным Всемирного банка и ОЭСР, Африка, включая страны южнее Сахары, демонстрирует в начале XXI в. значительное улучшение экономической ситуации: рост ВВП на 4,8 % (2005), всей экономики на 5,2 % (тот же год)… значительную роль в нынешнем (середина первого десятилетия XXI в. – Ю.В. ) экономическом подъеме играет прогресс в укреплении политической и социальной стабильности.

В большом комплексе проблем, возникших в связи с массовыми движениями протеста в странах Северной Африки, немаловажной представляется и такая: возможно ли их распространение на Африку южнее Сахары? Я полагаю, что нет, поскольку арабский Север и негроидный Юг этого континента представляют собой два разных, несовпадающих друг с другом цивилизационных мира. Именно в силу цивилизационных различий, общие для всей Африки проблемы социально-экономического и политического развития вызвали «цунами» однотипных революций на севере континента и столь несхожий с ними продолжающийся десятилетиями процесс общей политической дестабилизации по типу «броуновского движения» в центре и на юге континента.

Говоря о цивилизационных особенностях, разделяющих Север и Юг Африканского континента, отметим прежде всего существенные различия в степени культурно-конфессиональной однородности соответствующих регионов. В сравнении с Северной Африкой, где ислам абсолютно доминирует, население Тропической Африки имеет в основном поликонфесиональный состав. Хотя ислам получил распространение в Тропической Африке намного раньше христианства – с начала VII в. спорадически, а с IX–X вв. более широко и системно, завоевывая на протяжении последующих столетий и вплоть до наших дней новые культурно-ментальные пространства (в Тропической Африке ислам исповедует почти половина населения), он не стал здесь господствующей религией, делил и делит сферы влияния с христианством и местными традиционными верованиями. Подавляющее большинство мусульман проживает лишь в шести странах Тропической Африке: Федеральной Исламской Республике Коморские Острова (98 % населения), Нигере (96 %), Сенегале (95 %), Мали (94 %), Гамбии (92 %), Гвинее (90 %). В других странах Тропической Африки мусульмане составляют 65 % населения в Буркина-Фасо и Сьерра-Леоне, 50 % – в Нигерии и далее по резко убывающей – от 40 % в Кот-д’Ивуаре до 10 % в Демократической Республике Конго и 2 % в Республике Конго.