Михаил Попов - БУДУЩЕЕ ЗА ОБЩЕСТВОМ ТРУДА

Этой цитате рецензент предпосылает очень нелестную оценку сути стиля постмодернистских авторов как интеллектуальных мошенников, которым нечего сказать в науке.

Из отечественных ученых против постмодернистского мошенничества и колдовства в науке в последнее время резко выступают из естественников академик РАН Э. П. Кругляков (см. его книгу «Что же с нами происходит». Новосибирск, 1998), а из представителей общественных наук – доктор философских наук В. А. Кутырев (см. его статью «Человек XXI века: уходящая натура…» // Человек. 2001. № 1. С. 9–16). Так, В. А. Кутырев, обсуждая модернистскую дихотомию «человек–постчеловек», оценивает «теорию» постчеловека как Евангелие антигуманизма, как благую весть о смерти человека. Действительно, вывод о «нечеловеке», и тем более о «постчеловеке» – это мошеннический трюк. Вместе с тем он характеризует переход части современной интеллигенции не только к колдовству, астрологии, но и к крайним формам человеконенавистничества. Достаточно привести высказывание пристно известного М. Фуко, чтобы убедиться в этом. «В наши дни, – пишет он, – мыслить можно только в пустом пространстве, где уже нет человека… Всем тем, кто хочет говорить о человеке, его царстве и освобождении, всем тем, кто еще ставит вопрос о том, что такое человек в его сути, всем тем, кто хочет исходить из человека в своем поиске истины… всем этим несуразностям и нелепым формам рефлексии можно противопоставить “лишь философический смех”» [17] Фуко М. П. Слова и вещи. М., 1994. С. 363. .

К сожалению, из отечественных авторов нашлись апологеты постмодернизма, которые усматривают в нем некий методологический позитив – чуть ли не ложку современной социологии, адекватной некому «контенгентному» сдвигу, точнее, сдвигу в головах некоторых социологов и философов. Полагают, что согласно «дихотомичной логике» постмодернизма «теория развития» и «теория общественных изменений» составляет неразрешимую антиномию вечно сосуществующих теоретических конструктов.

Почему же эта антиномия наукой не разрешима? Оказывается потому, что так считал Кант (Гегель, вроде бы, здесь не причем) и так думают Поппер, Нисбет и Будон. «Можно критиковать и отвергать, – утверждает один из новоиспеченных наших постмодернистов, – конкретные теоретические модели развития или изменений, но доказать принципиальную несостоятельность теории развития или теории изменений как способов теоретизирования невозможно, оставаясь в рамках социологии, поскольку, как показал опыт Поппера, Нисбета, Будона, сама критика базируется на ценностном разрешении антиномий “универсальность – уникальность”, “детерминизм – индетерминизм”, “дедуктивность – индуктивность”, которые выводят проблему “развития или изменения” в область вопросов, названных Кантом метафизическими» [18] Иванов Д. В. Современные теории общественных изменений (Анализ логической структуры). Автореф. дисс. на соиск. уч. ст. доктора социол. наук. СПб., 2001. С. 14. .

Можно привести из дискурсов автора образец «анализа» дихотомий на основе их ценностной оценки, причем по «ясности» мысли не уступающего делезовским. «Итак, – обобщает автор, – если овеществление – результат реализации ценностей, то развеществление – симптом их деактуализации. Симуляции, выдающие отсутствие реальности за ее присутствие, умножаясь, становятся самодостаточны и делают проблему реальной и иррелевантной. Понимание существа современности как виртуализации / развеществления общества порождает массу теоретических проблем. Но единственно существенная возникает как следствие решения вопроса о ценностях: как возможно общество, лишенное ценностей? На столь зловеще звучащий для многих вопрос возможен столь же иронично звучащий ответ: как виртуальная реальность. Если нет того, о чем “во всем постоянно идет дело”, то социальные институты, возникшие как следствие овеществления, теряя свою власть над индивидом, становятся образом, включаемым в игру. И в этом смысле телефакс, избавляющий от сервиса – надзора такого социального института как почта, есть “распочтовывание”. Ксерокс – “растипографирование”, видео – “раскинематографирование”, персональный компьютер – “разофисирование”» [19] Иванов Д. В. К пониманию современности: критический вызов // Проблемы теоретической социологии. Вып. 2 / Под. ред. проф. А. О. Бороноева. СПб., 1996. С. 110–111. .

Понять, что здесь есть развеществление или присутствие отсутствия, нормальному человеку и нормальному разуму вряд ли возможно.

Есть еще одна особенность постмодернизма, на которую следует обратить внимание. Это – сведение самого понятия «современность» к бессмыслице – к принципу «здесь и сейчас», не знающего никакой историчности. Современность – это вроде бы то, что эмпирически наблюдается только здесь и сейчас, но не там или после.

Деление истории на два («до» и «после») неизбежно подводит дискурс на эту тему под апорию Зенона «Дихотомия», согласно которой проблема движения во времени неразрешима. Наблюдаемое здесь и сейчас, т. е. современности, в этом случае предстает как неуловимый миг между прошлым и будущем, между «до» и «после». Ведь можно утверждать, что то, что было вчера, час, минуту, секунду и т. д. тому назад, это уже прошлое, а что будет завтра, через час, минуту, секунду и т. д. (деление времени бесконечно) – уже будущее. Настоящему места не остается, современность исчезает. В современность нельзя попасть не только дважды, но и однажды.

Но и этого мига может не быть, поскольку время между «до» и «после» может делиться бесконечно. Соответственно и движения истории не будет, оно не только может не начаться, но и существовать не может. Отсюда и обращение постмодернистов к К. Попперу, проповедующему бессмысленность истории, отсюда и постмодернистские теории «конца истории».

По-иному выглядит научное решение проблемы современности и постсовременности. Достаточно обратиться к Гегелю, чтобы современность понять глубже – прежде всего как существующую действительность, а постсовременность – как возможность, т. е. как то, что существенно для действительности, но остается только возможностью. С этой точки зрения современность предстает как действительность, которая «есть ставшее непосредственным единство сущности и существования, или внутреннего и внешнего» [20] Гегель Г. В.Ф. Энциклопедия философских наук. Т. 1. Наука логики. М., 1974. С. 312. . Поэтому, научное понимание современности не позволяет под нее подставлять все то, что непосредственно воспринимается, лежит на поверхности общества, т. е. наличное бытие как явления. Современность в качестве действительности в своем раскрытии и реализации обнаруживает себя как необходимость. У Гегеля, как разъяснил в свое время Ф. Энгельс, необходимость является атрибутом действительности, и соответственно, разумна лишь та действительность, которая необходима.