Герфрид Мюнклер - Империи. Логика господства над миром. От Древнего Рима до США

Куда более тяжелым полем испытания имперских притязаний на лидерство является стремление к безусловно передовой позиции в области естествознания и высоких технологий, так как из этого проистекает контроль над мировой экономикой, а также политическая и военная мощь. Примером может служить история космонавтики: когда в конце 1950-х г. Советский Союз добился первого зримого успеха в данной области, в США это не только породило «спутниковый шок», но и стало причиной старта космической программы с целью нагнать и перегнать советскую космонавтику. Символом американского превосходства в конце концов стала высадка человека на Луну, а большой шаг человечества [32] Буквальное цитирование фразы, сказанной при высадке на Луну в 1969 г. , сделанный Нилом Армстронгом, когда он вышел из десантной капсулы на поверхность Луны, прежде всего был шагом стремления к престижу и претензией на лидерство США.

Чтобы иметь возможность оценивать политическое стремление к престижу, следует бросить взгляд на типовые условия соревнования за престиж, при этом важно делать различие между многополярными и биполярными системами в международной политике. Было бы вполне уместным дополнить теории международных отношений, обычно различающие много- и биполярность36, также и однополярностью как третьим из имеющихся вариантов. В последнем случае стремление к престижу уже безусловно лидирующей державы носит скорее консервативный характер, однако при этом исходит из того, что объективные условия расстановки сил признаются задействованными акторами как таковые. И чем более ситуация принимает такой оборот, тем стабильнее политический порядок; в противном случае после отказа следовать в фарватере политики можно ожидать и открытых мятежей против существующей иерархии. В противоречиях накануне недавней войны в Ираке речь шла также и о политическом престиже США, которому был нанесен урон из-за открытого отказа последовать за ними некоторых из их союзников.

С 1960-х гг. Франция в рамках западного сообщества явно играла роль того, кто ставит под сомнение подавляющий престиж США и требует для себя статуса едва ли не равного с главной державой Запада. Президент де Голль положил начало такой политике и сделал ее отличительным признаком голлизма, однако и либеральные, и социалистические президенты, в частности Валери Жискар д’Эстен и Франсуа Миттеран, следовали этой линии. Британцы, напротив, попытались за счет теснейшего сотрудничества с США как руководящей державой получить свою долю от их престижа и так повысить свою репутацию.

Следствия, которые имели для международной обстановки такие игры за престиж второго порядка, поменялись, когда они стали проходить уже не в условиях биполярного мира, как это было во времена конфликта Восток — Запад. Биполярность ограничивала эффекты от соревнования за престиж, униполярность и многополярность, напротив, только усиливали их. Для большей конкретности: в условиях противостояния Восток — Запад было ясно, что спорадическая строптивость Франции никогда не зайдет так далеко, чтобы поставить под сомнение принадлежность Франции к Западу [33] Тем не менее в Советском Союзе по этому поводу питали самые смелые надежды. Причем и во времена де Голля, и во времена Миттерана, так как в Москве неверно оценивали стремление Франции к самостоятельной позиции. . Это никогда не входило в планы французских политиков, и все демонстрации самостоятельности французской внешней политики имели определенные ограничения. Стремление французов к престижу служило скорее тому, чтобы удовлетворить национальное тщеславие, нежели чтобы действительно изменить политический расклад сил. Таким образом, США не считали необходимым резко подчеркивать свое положение гегемона, и одновременно премии, которые получала Великобритания за свою куда большую готовность следовать за Америкой, были сравнительно невелики.

Все это, пусть поначалу и не особенно заметно, изменилось вместе с концом биполярной эпохи37. Это и составляет разницу между положением США до 1991 г. и после этого, хотя 1991-й год, когда Советский Союз формально прекратил свое существование, скорее фиктивная дата, ведь прошло почти десятилетие, прежде чем действующие силы осмыслили, какие последствия будет иметь конец биполярности в данном отношении. «Игры за престиж второго порядка» для гегемона, несмотря на относительный выигрыш в мощи после падения биполярного конкурента, теперь представляли собой чистый вызов, и он наблюдал за ними теперь с куда меньшей снисходительностью, нежели во времена биполярности. Зато и премии, которые выплачивались за безусловное следование за гегемоном, теперь повысились. В целом же после устранения структурных необходимостей, вызванных биполярностью, гегемониальная держава начала демонстрировать куда большие ожидания по отношению к своим партнерам по союзу. Бросая взгляд на недавние колебания в трансатлантических отношениях, целый ряд наблюдателей говорили, что США превратились из «благосклонного гегемона» в жесткую имперскую державу, и сводили это к планам и воззрениям неоконсерваторов из состава правительства и из числа политических консультантов38. Однако при этом, как правило, речь шла лишь о следствиях исчезновения биполярных тенденций и вызванного этим обострения конкуренции в борьбе за престиж.

Чем больше конкуренция претендентов на гегемонию, тем ощутимее ложится на передовую державу груз необходимости подчеркивать собственные претензии на имперскую манеру держаться. Именно на такую ситуацию и отреагировал Дизраэли в своей речи в Хрустальном дворце: британское влияние на обстановку на европейском континенте после объединения здешних стран в Германскую империю оказалось под угрозой, правительство чувствовало себя спровоцированным агрессивной политикой России в Средней Азии; кроме того, головокружительный взлет США все более отчетливо давал понять, сколь сомнительным оказалось прежнее положение Великобритании как лидирующей в мире индустриальной державы. Империя уже стояла на повестке дня, и форсируемый Дизраэли империалистический проект был ответом на это. Куда более, нежели предполагают экономические и политические теории империализма, в этом следует видеть реакцию на внешние проблемы: Великобритания пыталась сохранить свою позицию как мирового гегемона, которая досталась ей почти без ее содействия и теперь оказалась под вопросом. То, что большинством теоретиков империализма было интерпретировано как наступление и вызов, таким образом, могло быть мотивировано явно оборонительными нуждами.

В течение XVIII столетия Великобритания добилась того, что выполняла в Европе функцию «стрелки на весах». Чтобы сбалансировать равновесие сил между державами на континенте и блокировать взлет конкурирующей гегемониальной державы, как правило, вполне хватало снабдить субсидиями несколько уступающую сторону, таким образом мотивировав ее, не задействовав собственные войска, и подкрепив ее способность выдерживать натиск. В противостоянии с Францией Наполеона I эта в целом довольно затратная гегемони- альная политика достигла своих пределов, и Великобритания вынуждена была направить свои войска на континент, чтобы свергнуть императора и защитить британские интересы. Наполеон оказывал на Великобританию не только военное, но и экономическое давление, особенно после оккупации Иберийского полуострова: за счет торгового эмбарго, так называемой Континентальной блокады, объявленной им, он намеревался отрезать остров от его важнейших рынков сбыта.