Герфрид Мюнклер - Империи. Логика господства над миром. От Древнего Рима до США

В центре империи, в Мадриде, ситуацию видели, естественно, по-другому и в ходе реформ Бурбонов пытались подавить креольское влияние и возвысить испанцев. Экономический успех этих реформ привел, однако, к нарастающему отчуждению между испанской Америкой и испанской метрополией17. Когда в 1807 году Испания была оккупирована наполеоновскими войсками и вскоре после того королем был провозглашен брат Наполеона, это стало лишь поводом, но не причиной отделения от Испании Центральной и Южной Америки [24] Важным фактором крушения испанского владычества стало и то, что после разгрома франко-испанского флота в Трафальгарском сражении осенью 1805 г. испанская метрополия еще до вторжения французов на десятилетие утратила даже теоретическую возможность отправить в Новый Свет крупный экспедиционны й корпус. .

То, что в случае России являлось социал-политической регионализацией части административной и военной элиты империи, в варианте Испанской империи представляется поддерживавшимся долгое время особым положением верхушки городского населения из белых по сравнению с преимущественно индейским окружением. Центробежные тенденции имперского порядка здесь, таким образом, действовали вопреки опасениям креолов, что после политического отделения от испанского имперского организма они не смогут сохранить свой социальный статус в Новом Свете и будут изгнаны после восстаний рабов и индейцев. Администрация, суд, а также предполагавшие внутреннюю и внешнюю безопасность гарантии стабильности со стороны Испании действовали в противовес этому как центростремительные силы. Лишь когда вследствие бурбоновских реформ цена, которую должны были платить за это креолы, заметно возросла и, в конце концов, в ходе войны с Англией [25] Она началась осенью 1804 г., после 1808 г. британцы, наоборот, стали союзниками сторонников испанской независимости от империи Наполеона. Испания уже не могла сдержать свои обещания, настроения поменялись, а выход из состава империи стал более предпочтительным, нежели дальнейшее пребывание в ее составе.

Русский и испанский примеры показывают, что по меньшей мере после возникновения империи структура и динамика ее устройства может быть постигаема вовсе не только с точки зрения центра. Многочисленные решения, которые играют жизненно важную роль для империи, на ее окраинах принимаются личностями или группами личностей, происходящими из периферии, что явно сказывается на их политических воззрениях. Это вполне относится и к римским императорам начиная со II столетия.

Совершенно иной пример воздействия периферии на центр можно наблюдать в случае с Британской империей. Британцы в последние десятилетия XIX века владели весьма удобным для них пространством империи, контролирующим потоки и передвижения, и уже взвалили на себя высокие затраты и проблемы обширных территориальных владений в Индии и Африке. Развитие империи, соответствующей идеям свободной торговли и поддержания мира за счет интенсификации экономической взаимозависимости, поначалу предоставлялось негосударственным структурам, особенно торговым компаниям, однако также и отдельным предпринимателям и банкам, которые открывали новые рынки и так углубляли и расширяли торговые связи. В 1846 году Ричард Кобден говорил: «По моему мнению, принцип свободной торговли в мире морали действует так же, как принцип гравитации во Вселенной: он делает людей ближе, преодолевая противоречия расы, веры и языка и за счет силы взаимосвязи объединяя нас для вечного мира»18.

Однако к концу XIX столетия события начали развиваться иначе, нежели предусматривалось теорией свободной торговли и либерального интернационализма19: экономические соглашения, которые навязывались зависимым странам, не привели, как ожидалось, к укреплению и либерализации их политического устройства, а только лишь к их постепенному ослаблению и, наконец, к распаду. Распространялись мятежи, из которых разразившееся в 1857 году в Индии восстание сипаев было лишь первым. Находясь под впечатлением от этих событий, британцы полностью поменяли структуру своего административного и военного присутствия в Индии. Они отказались от более дешевых элементов непрямого правления и заменили их дорогими вариантам прямого господства. И это вовсе не было решением, исходившим из центра. Скорее оно было вызвано нестабильностью окраин.

Такие беспорядки, а также и возвышение политиков, которые менее были увлечены экономическими ожиданиями от империи, нежели их предшественники, привели к тому, что оплата кредитов стала замедляться, и поэтому надежность размещенных во вновь открытых регионах инвестиций оказалась под угрозой. США столкнулись с теми же проблемами, прежде всего в центральноамериканско-карибском регионе, их так называемом «заднем дворе», и оказались вынуждены ко все новым интервенциям. Внезапно именно те имперские державы, которые до того по веским причинам отказывались от прямого политического вмешательства в регионы, куда велось их экономическое проникновение, оказались постав- лены перед выбором: или вовсе покинуть эти земли, или же принять на себя административный и экономический контроль над ними20. Европейцы, особенно британцы, выбрали последнее и обзавелись колониями в субсахарской Африке и в Азии, в то время как США в Карибском регионе и в Центральной Америке ограничились политикой регулярных военных интервенций. Отступление означало бы, что от вложенных туда инвестиций попросту придется отказаться — ни одна из держав, которая была задействована в этой фазе экономической глобализации, не стала бы всерьез рассматривать такой вариант после первых признаков сопротивления или нестабильности21.

Решение экспансионистского общества Запада поставить тем самым на службу экономическим интересам государственный аппарат, военных и, прежде всего, средства налогоплательщиков и маркирует для экономических теорий империализма переход от капиталистических к империалистическим государствам22. Однако едва ли принимаются во внимание перемены на периферии. Там под давлением потока товаров из индустриальных центров рухнули традиционные формы производства, в то время как связанный с ними образ жизни человека потерял свою притягательную силу и скрепляющие свойства. Не в последнюю очередь эффекты, которые во второй половине XIX века были оказаны на эти традиционные общества ранними формами глобализации, и спровоцировали взрыв так называемой империалистической экспансии с 1880-х годов, когда стартовала собственно империалистическая фаза. Если рассматривать такой ход событий как процесс порожденной экономикой эрозии существовавшего общественного порядка, который сделал необходимым его государственно-политическую стабилизацию извне, то станут весьма примечательны параллели с ситуацией конца