Герфрид Мюнклер - Империи. Логика господства над миром. От Древнего Рима до США

Показательным для спектра возможностей, в который может быть превращено противоречие между миссией и отстаиванием интересов в демократической империи, является разница между президентами США Теодором Рузвельтом и Вудро Вильсоном. Рузвельт, которого считают классическим империалистом в ряду американских президентов, придавал отстаиванию интересов больший вес, нежели обязательствам в рамках миссии. Симптоматичным для этого является сформулированное им дополнение к доктрине Монро от 1904 г., которое грозило интервенцией везде, где политические процессы угрожали денежным выплатам по долгам Америке: США в качестве «международной полицейской силы» принимали на себя обязательство остановить «продолжающиеся ошибочные действия». Одновременно в тихоокеанском регионе Рузвельт проводил политику равновесия, которая была весьма далека от того, чтобы проявлять американские претензии на господство, в частности относительно Японии45. На идею равновесия между державами было ориентировано его посредничество в Русско-японской войне, за что ему в 1905 г. была присуждена Нобелевская премия мира. Рузвельт, таким образом, стремился ограничить имперскую миссию США. Если он и говорил о США как о «международной полицейской силе», то хотел ограничить эту роль непосредственно американскими интересами.

Политика Вудро Вильсона, напротив, ставила перед США глобальные задачи, и для этого Вильсон должен был соответствующим образом оформить имперскую миссию Америки. Без представления о такой миссии, которая бы выходила далеко за рамки экономических и политических интересов США, военное вмешательство Штатов в Первую мировую войну, а в ней следовало быть готовыми к значительным людским потерям, оказалось бы невозможно по внутриполитическим причинам. Лишь проект установления прочного мира во всем мире («а war to end all wars» [92] «война ради окончания всех войн» (англ.). ), реализация принципа самоопределения народов и, наконец, гарантия его в форме демократии («to make world safe for democracy» [93] «сделать мир подходящим для демократии» (англ.). ) дали Вильсону возможность вмешаться в дела того региона, в котором до сих пор американская внешняя политика придерживалась абстрагирования в качестве базового принципа46. Эта поддержка, конечно, не была прочной настолько, чтобы позволить США обзавестись долгосрочными обязательствами на европейском континенте, и Вильсон в Версальском мире потерпел политический крах. Имперская миссия, которую он задумывал для США, слишком превосходила готовность американских граждан взять ее на себя.

Теодор Рузвельт и Вудро Вильсон являются исходными точками в противопоставлении широкомасштабной политики отстаивания интересов и имперской миссии, и эти противоречия у США сохранились по сей день. Это касается той или иной ориентации президентов и их советников в штабах, а также сообщения соответствующих решений американской прессе, их комментирования журналистами или обозревателями из ученой среды. Здесь также есть два крайних варианта, которые связывает длинная цепь возможностей: на одной стороне находится преимущественно ориентированная на свои интересы политика, подаваемая так, словно она направлена на нормативные задачи имперской миссии, на другой — собственные интересы вдруг обнаруживаются там, где имперские действия приводят в основном к отстаиванию коллективных ценностей или даже к обеспечению прав человека в маргинальных с геополитической точки зрения регионах. Последнее, кстати, вовсе не является доменом одних только антиимпериалистических критиков идеологии47. Политики, полагающие, что они лишь тогда найдут достаточную поддержку, когда будут декларировать отстаивание норм в качестве защиты интересов, также привязаны к этой стратегии.

Имперские миссии склоняются к тому, чтобы быть сформулированными с помощью религиозных терминов и соответствующего пафоса. Пресловутое непонимание многими европейцами такой религиозной риторики в американской политике показывает и неосознанность ими имперской миссии США. Эта риторика не может быть редуцирована ни к стратегическому расчету на получение большего числа голосов в регионах с сильным влиянием христианской церкви, ни к чистой иррациональности, как зачастую утверждают европейские комментаторы. В данном случае речь идет о ядре

политического самосознания США, выражавшемся в формуле «Крестовый поход в Европу», в частности, во время постановки целей Вудро Вильсоном при вступлении Америки в Первую мировую войну и Дуайтом Эйзенхауэром при начале высадки в Нормандию, а также в характеристике Рональдом Рейганом Советского Союза как «империи зла» и введенном Джорждем Бушем-младшим понятии «ось зла», соединившем Ирак и Северную Корею48.

Отчетливая сакрализация самой себя со стороны империи провоцирует и все более сильную антиимперскую реакцию. Наиболее действенным с идейно-политической точки зрения ее проявлением была Книга Даниила из Ветхого Завета, где претензия господствовавших на Ближнем Востоке Селевки- дов на то, чтобы стать империей, которой не будет конца, оспаривалась в виде толкования Даниилом сна Навуходоносора в словах о ряде из четырех великих империй и о близком конце последней из них49. Апокалиптические представления о приближающемся Царстве Божием были в данном случае использованы против утверждений о вечности земной империи. Поэтому отнюдь не будет преувеличением сказать, что именно сон Навуходоносора и его толкование Даниилом раз за разом будут всплывать и распространяться во все новых вариантах и переложениях при антиимпериалистических восстаниях и революциях.

Проявляющийся при этом базовый образец, по которому имперская риторика, опирающаяся на квазирелигиозные представления, провоцирует ответную риторику, уже антиимперскую, использующую религиозное сознание, характерен и для современных дебатов относительно статуса и мощи American Empire: чем сильнее американская политика завязана на квазирелигиозных представлениях, когда ее противник демонизируется или представляется чем-то сатанинским, тем упорнее стремятся перехватить инициативу те из анти- имперских игроков, кто также имеет возможность оперировать религиозными категориями. Отнюдь не случайно уже некоторое время такой силой являются исламисты. При сложившейся ситуации, несмотря на экономическое усиление Китая, в ближайшее время ничего не изменится. Исламизм является наиболее действенным вызовом американской империи, потому что он оспаривает саму ее миссию и в свою очередь называет США «большим сатаной»50.

Имперская демонология в принципе является стадией дошедшего до религиозных формулировок дискурса о варварстве, в ходе которого народы, не включенные в состав имперских владений, ставятся на низшую ступень и делаются потенциальным объектом цивилизирования со стороны империи. Антиимперская демонология платит той же монетой, полагая имперский центр цитаделью греха и падения нравов.