Герфрид Мюнклер - Империи. Логика господства над миром. От Древнего Рима до США

Сколь опасным для России было отставание в развитии от Запада, столь роковым образом оно действовало в ходе постепенного разложения имперской миссии на внутреннюю стабильность империи: в обеих революциях 1917 г. старый режим потому и был свергнут, а сторонники его изгнаны, что у них пропала связующая сила общей идеи о всемирно- исторической миссии империи, кроме того, эта идея уже не находила должного отклика у населения. Это повторилось и при крушении Советского Союза: его имперская миссия, как это утверждалось в Конституции 1977 г., состояла в том, чтобы «объединить все нации и народности в деле совместного строительства коммунизма»33. Однако к моменту вступления

в силу этой конституции это уже была только фраза. К явственным признакам дегенерации Советского Союза принадлежит утрата им его миссии или, по меньшей мере, циничное обращение с ней. Из внутреннего источника силы она превратилась лишь в задник Советской империи34, а следовательно, исчезли и рычаги давления, на которые еще пытались опереться в ходе реформаторской политики Михаила Горбачева, чтобы она смогла увенчаться успехом.

Что касается обеих западных империй, Британской и Американской, они отказались от узкой религиозной формулировки миссии, хотя, излагая ее, и обращались порой к религиозно-окрашенной риторике. Если считать британцев наследниками Испанской мировой империи, то, что соответствует и истории развития идей в Европе с XVI по XIX столетие, на место католической веры пришел цивилизационный прогресс: имперская миссия британцев заключалась в распространении в мире цивилизации, даже если их политика зачастую и ограничивалась лишь открытием страны для британских товаров35. В известных строках Редьярда Киплинга — «Неси же бремя белых... / И для себя в том деле / Ты пользы не ищи» [90] Перевод В. Радионова. 36 — материальные интересы совершенно исчезают на фоне цивилизаторской миссии империи, что, естественно, привлекает критиков идеологии. Однако даже такой неожиданно невнимательный к материальным интересам наблюдатель Британской империи, как Карл Маркс, аттестовал британскую экспансию как объективно цивили- зирующую функцию.

В статье «Британское владычество в Индии» в середине 1853 г. Маркс поначалу констатирует: «Англия сокрушила всю структуру индийского общества еще до того, как могли стать заметными следы его переустройства по-новому»37. Он связывал разрушительные эффекты от британского вторжения в жизнь индийского общества со столкновением прогрессивных и отсталых производительных сил: ручной ткацкий станок и прялка, которые в Индии столетиями оставались связующим звеном между сельским хозяйством и ремеслом, с открытием индийского рынка для британских товаров оказались уже неконкурентоспособны38. Однако британцы вызвали величайшую социальную революцию из тех, что переживала Азия, «не столько вследствие жесткого вмешательства британских сборщиков податей и британских солдат, сколько действием английского парового двигателя и английской свободной торговли»39. То, что это одновременно была первая и единственная социальная революция в Азии, служило Марксу лишь оправданием британского проникновения в Индию, а ее подчинение законам мирового рынка для него было актом цивилизирования: «Мы не должны забывать, что эти мелкие сообщества были запятнаны системой кастовых различий и рабством, вынуждавших людей находиться под игом внешних обстоятельств, вместо того чтобы делать себя хозяевами их, что они трансформировали развившееся самобытное состояние общества в неизменную, естественную судьбу и так дошли до почти звериного по грубости поклонения природе, что и выразилось в том явлении, когда человек, хозяин природы, благоговейно падает на колени перед Хануманом, обезьяной, и Сабалой, коровой»40.

Однако не стоит, как Маркс, рассматривать цивилизирую- щий эффект британской мировой империи лишь как непрямой, ненамеренный результат ее действий: не в последнюю очередь под влиянием именно британцев оказались если не уничтожены, то по меньшей мере подавлены рабство и торговля рабами, которые были весьма сильно распространены в первой фазе строительства европейских империй, и это был вовсе не косвенный эффект британского морского владычества, а одна из его непосредственных и прямых целей41. Множество британских эскадр в XIX столетии патрулировали воды вдоль западноафриканского побережья, чтобы покончить с процветавшей, как и прежде, торговлей рабами, а в Великобритании центральными проводниками имперской миссии стали прежде всего англиканское духовенство и квакеры, выступавшие за отмену рабства. Они позаботились о том, чтобы такой товар, как человек, в контролируемой британцами мировой торговле стал товаром нелегальным и против торговли им применялись все средства имперской мощи42. Это одновременно объясняет и то, почему британцы не вмешались в Гражданскую войну в Америке на стороне южных штатов, как того требовала бы логика борьбы великих держав, чтобы ослабить все более грозного конкурента в лице США и указать ему его границы: в этом случае британцам пришлось бы выступить против своей собственной имперской миссии.

Имперская миссия США может быть описана как дальнейшее развитие британской: рыночная экономика, демократия и права человека стали ее исходными пунктами, которые в зависимости от региональных вызовов и расстановки сил на мировой арене могут получать различную степень приоритета. Это не означает, что политика США может быть редуцирована до имперской миссии. Императивы политики обеспечения безопасности для них столь же важны, сколь и экономические интересы, и, как правило, они имеют преимущество в случае столкновения с задачами имперской миссии43. Из такого положения и вырастает столь часто критикуемая американская политика двойных стандартов, а именно раз за разом наблюдаемое явление, когда лишенными силы оказываются требования имперской миссии к акторам, представляющим для США экономический интерес или связанным с интересами их безопасности.

Напряженное соотношение между имперской миссией и императивами самосохранения или самовозвышения в истории империй не новы; они красной нитью пронизывают ее — безусловно, в тех мировых империях, чья миссия не исчер

пывается брутальным отстаиванием своих интересов. Скорее всего, идентичность миссии и обеспечения своих интересов можно разглядеть еще у степных империй, однако они должны были заплатить за этой своей недолговечностью. В демократически организованных в центре империях самоограничения в рамках имперской миссии особенно высоки, и они достигают большего уровня, нежели в империях, управляемых автократически или аристократически44. Элиты, неподотчетные никому, могут быстрее и легче уклониться от взятых на себя обязательств, нежели политики, борющиеся за поддержку своих интересов через регулярные промежутки времени и при этом вынужденные выдерживать конкуренцию резервных элит. Увеличившийся поток информации об имперской политике — и связанное с этим сворачивание arcane imperii [91] тайны власти (лат.). , бывшего до того в распоряжении исключительно правящих элит, — имеет существенное воздействие на характер и значение имперской миссии. Таким образом, она изменяется вследствие не только демократической, но и медийной революции. Имеющее право голоса население имперского центра тем самым привлекается к сглаживанию противоречий между миссией и отстаиванием интересов, а население периферии теперь может требовать реализации имперской миссии в рамках проводящейся в действительности политики империи.