Герфрид Мюнклер - Империи. Логика господства над миром. От Древнего Рима до США

Все империи, существовавшие длительное время, ради оправдания своих действий избирали некую всемирно-историческую задачу, миссию, которая претендовала на космологическое или божественно-историческое значение. Ге- гемониальные державы ни в какой миссии не нуждались, империи же, напротив, не могли без нее обойтись. Идеологическая мощь использовалась гегемониальными державами в противостоянии с конкурентами и имела прежде всего внешнеполитическую функцию. Имперская миссия, напротив, была обращена к людям внутри империи, в первую очередь в ее центре. Более, чем что бы то ни было, однако, она являлась самовнушением для политических элит, из которого они черпали убежденность и энергию для продолжения имперского проекта.

Имперскую миссию, святую историческую задачу или же теологически оформленную миссию мировой империи, конечно, можно рассматривать под рубрикой «идеология» и пытаться обнаружить здесь ядро империалистического проекта, ведь затем оно будет, как правило, идентифицироваться лишь как низкий, чисто материальный интерес. Если же понимать под идеологией необходимый самообман политических и общественных акторов относительно ограниченности их целей и устремлений, как это предлагал сделать Карл Маркс во вступительных замечаниях к своей работе «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта»14, то рассмотрение имперских миссий с позиции критики идеологии может быть продуктивным и многое разъясняющим. Однако идеология может быть легко идентифицирована и как обманные или маскирующие маневры15, предпринимаемые небольшой группой власть предержащих, чтобы ввести в заблуждение широкие массы относительно истинных целей и намерений имперской политики. Так как амбициозная идеологическая концепция марксовской теории в этой перспективе восходит к теории эпохи французского Просвещения о священниках- лицемерах, она в данном случае принципиально отказывается от понимания имперских миссий как идеологии. Критика идеологии в связи с теориями экономического империализма регулярно приводит к тому, что вся сложность имперской политики редуцируется до простого отстаивания своих интересов некоторыми из акторов.

В противовес обычной критике идеологии из имперских миссий также произрастают взятые на себя обязательства и принятые долги, которые нельзя объяснить прямыми материальными интересами имперских акторов, даже более того, с этой точки зрения почти всегда они представляются растратой ресурсов. Миссия империи находит своих протагонистов в рамках долга перед проектом, который уже на основании своей долговечности значительно превосходит горизонт интересов отдельных лиц. Поэтому имперскую миссию можно понимать лишь как средство, которым строящая свои планы на столетия вперед империя навязывает свою логику действий тем, кто лишь на ограниченный период получил в ней власть и влияние: она вынуждает их отодвинуть свои интересы на задний план, если те хотят проводить имперскую политику. В этом смысле имперская миссия специально направлена на имперскую элиту.

То, что империя, выражаясь метафорически, посредством своей миссии накладывает обязанности на политические и общественные элиты и не дает им пожертвовать долговечностью существования империи ради преходящих материальных интересов, может быть описано и как взаимодействие и динамическое равновесие между частями имперской элиты: в этом случае имперская элита, принимающая решения, в краткосрочной перспективе имеет дело с тем, что она получает от элиты мыслящей, то есть от интеллектуалов, писателей, ученых, журналистов и так далее, в качестве поддержки в форме перспектив и образов, которые бы оправдывали и расширяли ее власть. Однако эти перспективы и образы раскрывают свое политическое значение не только как обеспечивающая власть легитимация, но и как ограничивающее пространство решений самоограничение. Ведь таким образом лишенные власти интеллектуалы получают значительное влияние. В Риме подобную роль играл кружок поэтов вокруг

Гая Цильния Мецената, в Китае это были Конфуций и те, кто распространял его идеи, в Испании — неосхоластики сала- манкской школы, в Великобритании — поэты викторианской эпохи, в Советском Союзе — интеллектуалы-марксисты, а в США соответствующую функцию взяли на себя неоконсервативные теоретики и публицисты: прежде всего они занялись вопросом о всемирно-исторической задаче США после окончания конфликта Восток — Запад и, вне зависимости от того, верны их ответы или нет, добились компетенции определять проблемы и вызовы, стоящие перед США.

Имперская миссия является чем-то большим, нежели само- легитимация мировой империи, хотя в целом она выполняет именно эту миссию. Сформулируем более четко: с помощью имперской миссии самолегитимация империи превращается в самосакрализацию. Квазирелигиозная постановка целей следует из изменчивых решений политических властителей и влиятельных в обществе кругов. И если они обладают властью в империи, то в конце концов империя начинает властвовать ими. Чтобы добиться такой неприкосновенности, миссия империи должна рассматриваться с определенным благоговением, которое существенно превосходит требования политической повседневности. Это можно хорошо продемонстрировать на примере Римской империи, организовавшей и поддерживавшей pax Romana в средиземноморском регионе и в прилегающих областях.

Само собой разумеется, можно также считать, что это делалось в интересах римско-италийских купцов и банкиров, ведь было покончено с пиратством в Средиземном море и с гегемониальными войнами на Востоке — торговые риски минимизировались и вложения капитала стали более надежными. Однако, могло быть и так, что купцы кооперировались с пиратами16, а банкиры наживались на войнах. Безопасность судоходства и стабильность мира находились, таким образом, в зависимости от групповых интересов и конъюнктуры.

На столь хрупких раскладах империя не могла обосновывать свою центральную легитимацию. Имперская миссия должна была миновать все колебания интересов акторов, и для этого служило ее сакральное возвышение. В случае с Римом оно последовало в форме обожествления мира, которое уже при Ок- тавиане привело к постройке ага раав [84] Алтаря Мира (лат.). . Тем самым принцепс связывал себя и своих преемников с проектом, который стал бы образцом для всякого императора, захотевшего получить признание сената и народа.

Имперская миссия коренится скорее в глубинном ощущении себя империей, однако она может быть также раз за разом инсценирована или возрождена. Первое происходит в основном в периоды стабильности, последнее — во времена кризиса. В Риме с середины III в. н. э., когда положение на некоторых участках границы империи становилось все более угрожающим, мирная жизнь стала еще сильнее осознаваться как всемирно-историческая миссия империи. Ведь следовало подчеркивать, что будет потеряно, если империя падет17. То, что до того было взятым на себя обязательством и долгом политической элиты, теперь следовало довести до сознания всего населения, чтобы пробудить в нем готовность к самопожертвованию, необходимому для продолжения существования империи. Даже один из отцов Церкви Августин в конце концов поучаствовал в этой обороне Римской империи, когда он попытался разъяснить христианам в пределах империи, что обеспечиваемый ею мир был бы благом для распространения веры и для христианского образа жизни. А потому в интересах христиан, чтобы Римская империя, несмотря на все ее слабости и мрачное прошлое, продолжала существовать; из этого будто бы и возникает долг ее защищать18.