Степан Сулакшин - Властная идейная трансформация: исторический опыт и типология

Сталинские партийные чистки вызывались не в последнюю очередь и национальным фактором. Сложившаяся в постоктябрьский период управленческая система была наиболее преферентна к кооптации в высшие эшелоны власти выходцев из еврейской среды. Сам Сталин являлся если не идейным, то, во всяком случае, бытовым юдофобом. В кулуарных беседах он характеризовал партаппарат как «синагогу», а партийную чистку уподоблял «еврейскому погрому». Для его ближайшего единомышленника А.А. Жданова настольной книгой служили «Протоколы сионских мудрецов». На эзоповом языке идеологических дискуссий под троцкизмом подразумевалось еврейское крыло партии. Популярностью в околополитических кругах пользовалась шутка следующего содержания. Вопрос: Чем Сталин отличается от Моисея? Ответ: Моисей вывел евреев из пустыни, Сталин – из Политбюро [137] .

Обвинение в антисемитизме не преминул использовать в критике сталинской политики Л.Д. Троцкий. «В истории, – писал он, – трудно найти пример реакции, которая не была бы окрашена антисемитизмом. Этот особенный закон целиком и полностью подтверждается в современном Советском Союзе. Как могло быть иначе? Бюрократический централизм немыслим без шовинизма, а антисемитизм всегда был для шовинизма путем наименьшего сопротивления» [138] . Даже Н.С. Хрущев неоднократно намекал в своих мемуарах на антисемитскую подоплеку сталинской партийной чистки. Антисемитизм ставился им в вину Сталину как коммунисту. «Берия, утверждал Хрущев, завершил начатую еще Ежовым чистку (в смысле изничтожения) чекистских кадров еврейской национальности» [139] .

Сталинские репрессии ознаменовали трансформацию советской системы в старорежимную. Для этого требовалось первоначально устранить космополитическую прослойку в высших эшелонах советской власти. «Большой террор» являлся в данной постановке вопроса походом национальных сил против интернационалистского засилья. Сталинский цивилизационно ориентированный концепт построения социализма в одной стране противопоставлялся идеологеме «Мировой революции».

А.М. Иванов писал о двух контрударах, нанесенных Россией по примазавшимся к революции антирусским силам. Первый датировался им 1926–1927 гг., второй – 1936–1938 гг. «События на внутреннем фронте, – рассуждал он, – как бы предваряли сценарий грядущей войны: враг под Москвой – отброшен, враг под Сталинградом – снова отброшен» [140] .

Кто же оказал наибольшее персональное влияние на идейную эволюцию Сталина в направлении национал-большевизма? Р.А. Медведев отводил эту роль А.Н. Толстому. Вернувшись на Родину писатель якобы пытался раздуть царистские настроения у генсека. Автор «Петра Первого» внушал Сталину мысль о его статусном преемстве русским монархам. Другим источником влияния стали труды идеолога национал-большевизма Н.В. Устрялова.

Война явилась рубежом идеологической трансформации советской системы. Речь И.В. Сталина на параде 7 ноября 1941 г. ознаменовала выдвижение взамен революционно-интернационалистских государственно-патриотических идеологем. Отнюдь не всеми в партии лейтмотив сталинского выступления был воспринят позитивно. В опубликованном Р.А. Медведевым «Политическом дневнике» приводится письмо некого ортодоксально мыслящего большевика, выражавшего недоумение, почему генеральный секретарь в годовщину Октябрьской революции говорил не о Марксе и Либкнехте, а об Александре Невском и Суворове.

Революция 1917 г. имела не только социальную, но и этническую составляющую, ознаменовав победу национальных окраин над метрополией. Политическим выражением интернационал-коммунистической парадигмы стало преобладание во власти нерусских элементов. Однако с середины 1930-х гг. возобладала противоположная тенденция. Под прикрытием чисток был осуществлен приход к власти новой кадровой прослойки, главным образом крестьянского происхождения, нивелировавшей в ней инородческие элементы. Трансформация 1930-х гг. представляла собой национальную реакцию преимущественно славянской страны на космополитические эксперименты предшествующих десятилетий. Историческая роль Сталина состояла в поднятии этой прослойки до уровня государственной власти [141] .

Истории известны многочисленные примеры столкновения в борьбе за власть внутри высшего эшелона исполнительной властной вертикали. Достаточно распространенным случаем являлся, в частности, конфликт элит, группирующихся по линии размежевания президент (или монарх) – премьер-министр. Такая ситуация сложилась в начале 1950-х гг. в Иране. Иранским шахом на тот момент являлся Мохаммед Реза Пехлеви, политически ориентированный на США и Великобританию. Его государственный курс идеологически заключался в радикальной вестернизации Ирана. Вокруг шаха группировалась главным образом компрадорская элита, связанная с английскими и американскими нефтяными концессиями. Прямо противоположные политические ориентиры определяли курс премьер-министра Ирана Мохаммеда Мосаддыка. Глава правительства был принципиальным сторонником национализации нефтяных месторождений страны. Соответственно, премьер стал центром притяжения национально ориентированной элиты. В марте 1951 г. был принят закон о национализации иранской нефтедобычи. Это автоматически привело к эскалации напряженности во взаимоотношениях с США и Великобританией. Между тем, народ начал сносить памятники шаха. Опираясь на народную поддержку, М. Мосаддык наносит временное поражение компрадорской группировке. Р. Пехлеви бежал из Ирана – первоначально в Багдад, а затем в Рим. Из Ирана были принудительно высланы английские советники и специалисты, формировавшие в стране сеть оппозиции. Произошел разрыв дипломатических отношений с Великобританией.

Задачей свержения М. Мосаддыка занялось непосредственно Центральное разведывательное управление США. Директор ЦРУ выделил на ее решение значительные финансовые ресурсы. М. Мосаддык мог найти противовес американским проискам в лице СССР. Однако шел 1953 г., и советское руководство было охвачено борьбой за «сталинское наследие». В результате военного переворота, совершенного генералом Фазлалла Захеди, премьер-министр был свергнут, а нефтяные концессии США и Великобритании восстановлены. Допущенные М. Мосаддыком ошибки были учтены впоследствии во время Исламской революции. В современном Иране день принятия закона о национализации нефтяной промышленности объявлен праздничным. Иранский опыт показывает в данном случае, что сценарий выдвижения премьера как инициатора цезарианской трансформации исторически прецедентен [142] .