Антон Хреков - Король шпионских войн. Виктор Луи — специальный агент Кремля

Летом 74-го — ещё один «ходок», Виктор Некрасов, оформившийся в бунтарских кругах старостой диссидентского корпуса, этаким «и. о. Солженицына» после отъезда последнего. Его изматывают обысками и слежками в Москве и Киеве, где он жил. «Я хочу видеть этого человека», — процитировал Есенина Некрасов, зная, что играет с огнем: «свои», коль узнали бы, заплевали.

Луи согласился на встречу, но поставил условие: «Пусть прочтёт мою статью о Солженицыне в Washington Post. Если моя позиция для него неприемлема, встреча не имеет смысла». Так Луи заранее стреноживал идейных противников.

И вот статья Некрасовым изучена, он — гость в Баковке.

— Вас не смущает, что по нашим масштабам я живу в роскоши? — провоцирует Луи.

— За подлость столько не платят, — вынужденно льстит ему писатель.

«Пацан пришёл за помощью, значит должен высказать уважуху» — тоже лагерная замашка. Разговор состоялся, естественно, в библиотеке, в родной для диссидента среде.

— Сколько мне на Западе могут заплатить за мои воспоминания? — спросил Некрасов.

— Двести — триста долларов, — с ходу ответил Луи.

— Так мало?

— О большом гонораре и не мечтайте. Должен вам сказать, что больших денег на Западе для вас уже нет, всё собрал Солженицын после «ГУЛАГа». Тем, кто пойдёт по его следу, мало что достанется, — съязвил Луи. Ему доставляло удовольствие обрезать крылышки ходокам на Запад.

Тогда Некрасов даёт задний ход: просит Луи передать «верхним людям», как он их называет, что готов «знать меру» и что «не хочет уезжать». Луи обещает спросить и дарит Некрасову на прощанье сосуд для крепких напитков с резным деревянным корпусом в виде испанского «Рыцарского романа» и пробкой-шлемом Дон-Кихота — сувенир из Испании с намёком. Сосуд хозяин наполнил экспортной «Столичной»: Некрасов попивал.

Через две недели Луи передал ответ: «Люди, с которыми я встречался, перестали вам верить. Обещания ваши не имеют цены. Общее мнение — вам лучше уехать».

Осенью 1974 года Виктор Некрасов навсегда покинул СССР.

Отдельным сборником можно издавать «дачные повести» о Луи от драматурга и музыканта Юрия Шерлинга — такого же, как Луи, авантюриста, только в сфере культуры. Луи был для него «старшим товарищем» и любил подрезать тщеславному другу крылья.

«Каждый мой приезд начинался с каких-нибудь Витиных выкрутасов, — вспоминает Шерлинг. — Однажды приехал, захожу в дом. И слышу истошный крик Луи: «Дженни, разбавь суп! Гость приехал!». Через какое-то время мне понадобилось посетить туалет. Выйдя оттуда, я услышал: «Дженни!!! Не забудь продезинфицировать унитаз!!!»»

Но это, скорее, хохма. «Настоящий» Луи — в следующих эпизодах.

«Как-то я к нему приехал поплакаться — обчистили мою квартиру. Луи выслушал и сказал: «Счастливый ты. Тебе теперь не нужно трястись за своё барахло, а я тут сижу, как скотина, со своими телевизорами и охраняю всё это денно и нощно».

Он часто привозил мне сувениры из-за границы. Однажды притащил термос и фляжку, а потом постоянно поддевал:

— Ты деньги-то когда отдашь?

— Хм… по какому тебе курсу?

— По курсу 3.50! (столько тогда стоил доллар на чёрном рынке).

В другой раз мне понадобились сто рублей в долг.

— Когда отдашь? — спросил Луи, сощурив глаза.

— Пятнадцатого в десять, — я попытался принять игру.

Но шутки шутками, а ровно в десять ноль-ноль пятнадцатого числа в моей квартире раздался звонок:

— Десять ноль-одна! — торжественно объявил из трубки голос Виктора. — Это будет уже дороже!

Луи — джокер. Он всё время куражился, всё время что-то выдумывал, пытался своими мозгами проломить эту стену советского бытового уклада».

В конце 70-х Шерлинг был на гребне успеха: он возглавил Камерный еврейский музыкальный театр в Биробиджане и привез его в Москву, став кумиром еврейской публики. Ему аплодировали часами, вызывая дюжину раз на поклон. После очередного триумфа Луи привёз его в Баковку, посадил на диван и куда-то отошёл. Через минуту появился, буквально выкатывая огромную пятилитровую бутыль шампанского «Вдова Клико», и дождался, когда глаза друга вылезли из орбит. Он откупорил бутыль, разлил по бокалам и начал длинную патетичную тираду:

— Давай же выпьем за великого, талантливого, знаменитого, прекрасного, одарённого, восхитительного, великолепного, выдающегося… — Луи насадил на тост ещё с десяток эпитетов и в конце выдохнул: —…Провинциального режиссёра!

Шерлинг остолбенел от обиды, потом шмякнул бокал об пол, вскочил и вылетел из дома вон. С другом и наставником он не разговаривал несколько месяцев, но позже, попав на Бродвей, понял, что Луи был прав: достижения молодого драматурга Шерлинга в мировом контексте были мизерны.

В середине 70-х у советских вождей новый повод пить сердечные капли: в Вене исчез гражданин США советского происхождения Николас Шадрин.

Вкратце история такова: в 1959 году капитан третьего ранга советского эсминца Балтфлота Николай Артамонов бежит с польской любовницей в Швецию на военном катере. Он — засланный агент КГБ, который должен был «спать» несколько лет. Артамонову дают в США гражданство, паспорт на имя Николаса Шадрина и работу в Пентагоне и ЦРУ. В середине 60-х Шадрина пытается «завербовать» КГБ (а по сути — «разбудить» своего агента), присваивает ему кодовое имя «агент Ларк». Но в Америке Шадрину нравится больше, он не хочет возвращения в первую жизнь. Начинается двойная игра: он якобы «работает» на КГБ, на самом же деле — саботирует работу. В Москве его раскусили и решили наказать. В декабре 75-го его выманивают в Вену якобы для встречи с советским резидентом, запихивают в машину, усыпляют хлороформом и везут на чешскую границу. От передозировки снотворного он умирает: то ли не выдержало сердце, то ли «помог» будущий перебежчик, участвовавший в захвате, Олег Калугин. Шадрин объявлен американцами пропавшим без вести, МИД СССР молчит.

Тогда адвокат семьи Шадрина решается обратиться к Советам по неофициальным каналам: ему рекомендуют Виктора Луи, который назначает встречу в Хельсинки и обещает спросить «у своих источников». Спросив и получив ответ, он нашел способ дать понять, что Артамонова-Шадрина-Ларка искать бессмысленно.

Если покушение на Брежнева в 1969 году герметично засекретили от всей планеты (и всё равно слухи ползли, так что Луи пришлось передать полуправду о том, что стреляли в космонавтов), то безумное происшествие января 1977-го решили как-то миру раскрыть. Но как? Написать в «Правде» о первом настоящем террористическом акте в столице страны, где секса и терроризма нет?

Решили осторожно процедить через Виктора Луи.

На самом деле, это был не один теракт, а целая серия, что казалось совершенно невероятным ещё накануне: подрыв вагона метро на перегоне между «Измайловской» и «Первомайской» и ещё две бомбы — одна внутри продуктового магазина, вторая у входа. Погибли от семи до двадцати девяти человек (до сих пор тайна). От страны теракты скрыли — ведь сам факт их признания опрокинул бы советский миф о том, что терроризм — порок буржуазного строя. Даже в УК РСФСР не было соответствующей статьи.