Родрик Брейтвейт - За Москвой рекой. Перевернувшийся мир

Горбачев заявил, что его двумя крупнейшими достижениями было прекращение «холодной войны» и то, что он дал простым людям в России возможность самим определять свою судьбу. Он защищался от всеобщих обвинений в нерешительности, которая будто бы лежала в основе его неудач. Бессознательно повторив слова Хиллара Беллока («Поступи решительно в час нужды, // Прослывешь героем. Победы лишь не жди…»), он сказал, что ошибочная решительность во время столь глубоких перемен привела бы к кровопролитию. И грустно напомнил, что первым главным министром царя Александра I был либеральный реформатор Сперанский, а последним — военный деспот Аракчеев. Русская реформа — вещь нелегкая и ненадежная. Я попытался его утешить. Мы на Западе знаем, что это он освободил всех нас от страха атомного уничтожения, и знаем о фундаментальных переменах, которые он произвел в самом характере русской истории. Ведь даже Моисею не удалось привести свой народ в страну обетованную. На что Раиса язвительно заметила, что после сорока лет скитаний по пустыне израильтяне выступили против Моисея и заявили, что лучше бы им было вообще не уходить из Египта.

Горбачев теперь ежедневно по два-три часа диктовал свои мемуары. Он рассказывал нам о войне и вспоминал, как русская армия в полном беспорядке отступала от Ростова, оставив его родную деревню в руках немецких оккупантов. Его отца послали безоружным в первую рукопашную схватку. У него и его товарищей была одна винтовка на двоих. Раиса вспоминала о том, как ее отцу обрили голову, напялили на него военную форму и тоже послали на фронт. Его отозвали обратно почти сразу же. Он был профессиональным железнодорожником, поэтому его послали прокладывать железную дорогу через тайгу и с помощью немецких военнопленных перевозить заводы, эвакуированные из Западной России и Украины. Жизнь была очень трудной. Люди питались в основном ягодами и грибами. Она видела, как они пухли и умирали от голода. Первыми не выдерживали немецкие военнопленные. Когда в 60-х годах она писала свою кандидатскую диссертацию по социологии, она объезжала деревни Ставропольского края на мотоцикле, и оказалось, что в каждом четвертом доме остались только женщины, мужчины погибли во время войны.

Раиса рассказала нам, как было в Форосе во время путча. Горбачев понял, что что-то не так, как только узнал, что какая-то непрошеная делегация требует встречи с ним. Когда он обнаружил, что их телефоны отключены, он сказал Раисе, что надо ждать самого худшего. Он продержал своих визитеров в ожидании минут пятьдесят, а она тем временем провела семейный совет с дочерью и зятем. Она боялась, что, если что-то случится с Горбачевым, остальные члены семьи тоже могут быть уничтожены. Тем не менее, все они были согласны с тем, что у него нет иного выбора, как отвергнуть любые требования «гостей». Затем он вместе с ними направился в свой кабинет, а она и другие члены семьи сели перед дверью ждать исхода. Первым появился Варенников; он прошагал мимо, даже не взглянув на нее. Другие подошли и протянули руки для рукопожатия, но она отказалась с ними здороваться. Все это время она пребывала в ужасе, что, впрочем, неудивительно.

Я в свою очередь рассказал о фильме Би-би-си, посвященном путчу; в одном из его сюжетов было показано, как КГБ подслушивает разговоры Горбачева, Ельцина и Назарбаева. Раиса с горечью сказала: «Они семьдесят лет нас подслушивали и подслушивают до сих пор».

Оба резко отзывались о Ельцине, о его намеренном унижении Горбачева в Российском парламенте 25 августа, о том, как их выставили из официальной квартиры, как только Горбачев отказался от поста президента; и о том, как наиболее преданных ему членов личной охраны понизили в должности или вообще перевели на другую работу (Король Лир?). Горбачев сказал, что он твердо решил по государственным соображениям избегать публичных обвинений. Однако было очевидно, это стоило ему больших усилий.

Люда и Марина, подавая обед, прислушивались к разговору самым внимательным образом. Раиса не могла поверить в то, что они русские. Горбачев рассмеялся: вопрос о домашнем штате слуг в посольствах — штука сложная. Он снова рассмеялся, когда я напомнил ему, что в мае 1989 года, когда наши страны изгоняли «шпионов», у нас с ним были неприятности как раз на этой почве. Потом Люда и Марина рассказали нам, как они были рады возможности встретиться с Горбачевым. Ведь как никак именно он дал им свободу говорить и путешествовать.

Тем не менее, соотечественники Горбачева сильно не любили, а во многих случаях и презирали еще в то время, когда он находился у власти, и позже. Реакционеры считали его предателем и обвиняли в том, что он разрушил сталинскую империю в Восточной Европе, вызвал крушение коммунистической партии и развал Советского Союза. Радикальные либералы — в том, что он так и остался не перестроившимся коммунистом. Те же, что занимали среднюю позицию, говорили, что у него никогда не было жизнеспособной стратегии и в конце не хватило мужества ни для того, чтобы осуществить решительную реформу экономики, ни для того, чтобы противостоять сторонникам жесткого курса в партии, армии и КГБ. Простые люди ругали его за крах экономической системы и бедность, хотя было очевидно, что все это началось и существовало до его прихода к власти.

Горбачев, безусловно, помог России начать глубокий исторический переход. Он порвал с дискредитированной советской системой и сделал первые шаги к превращению ее в нечто более демократичное и более действенное. Он проявил ряд важнейших инициатив, положивших конец «холодной войне». Другое советское руководство на его месте могло попытаться противостоять натиску истории, и это сделало бы задачу гораздо более трудной, более кровопролитной и опасной для всех нас. Так что у соотечественников Горбачева большой долг перед ним, хотя они и не желают этого признавать. Утрата империи была болезненным процессом, но не столь болезненным по своим последствиям, как ее возможное участие в ядерной войне.

Конечно, Горбачев совершал ошибки. Он прекрасно знал, что произошло с Хрущевым, гораздо менее радикальным реформатором. Он опасался, и как выяснилось, справедливо, что он тоже может проснуться однажды и узнать, что заболел, потерял свою должность, и превратиться в ничто. Поэтому он нырял, увиливал, утаивал часть правды, уговаривал, стращал и увещевал. Он шел на предельно допустимый компромисс с людьми, которые располагали оружием и прослушивали телефоны. Но весной 1991 года свернул с кровавой дороги, на которую его толкали реакционеры. Когда они попытались утвердить свою власть в августе, они потерпели неудачу. Это Горбачев дал возможность простым людям, а также лидерам — в городах, в армии и в самом КГБ — самостоятельно размышлять о политике. Та машина, на которую полагались заговорщики, перестала им подчиняться. С этого момента историческая роль Горбачева была выполнена, и повести Россию дальше, к новому этапу предстояло его преемнику.