Родрик Брейтвейт - За Москвой рекой. Перевернувшийся мир

Это был грандиозный список пожеланий, но Петракову не было ясно, как претворить его в жизнь. Он дал понять, что это будет сделано с помощью серии президентских указов, а не путем издания законов, которые должны будут обсуждаться и, скорее всего, окажутся непоправимо выхолощенными советским парламентом. Однако он не мог мне объяснить, как его деятельность согласуется с действиями Абалкина или премьер-министра Рыжкова, который все еще находился под гипнотической властью теории марксизма-ленинизма. Организационная сторона дела и распределение обязанностей были теперь безнадежно спутаны.

Даже неудовлетворительная официальная статистика показывала, как быстро деградирует экономика. Я убедил Форин Оффис оплатить пребывание в посольстве в течение нескольких недель или даже месяцев временных советников, специалистов по советской экономике, которые подкрепили бы наши любительские усилия в этой области. Первым был профессор Алек Нове, пожалуй, самый мудрый из всех. В мрачном докладе, написанном в конце 1989 года, он документировано подтвердил факты спада.

На Новый год я сообщил в Форин Оффис, что тяжкое состояние экономики в сочетании с продолжающимися политическими переменами могут совсем скоро привести к концу советского коммунизма.

Однако новые экономические советники Горбачева в конце концов почти убедили его, что перестройка не будет действенной без современного инструментария макроэкономического управления. Судя по всему, он теперь поддерживал своим вновь обретенным президентским авторитетом идею экономической реформы. Если, писал я оптимистически, пакет мер Петракова даст плоды, и правительство сможет, проводя последовательную макроэкономическую политику, остановить инфляцию, создать реальную валюту и пресечь тенденцию к региональной автаркии, то страна может достигнуть к концу 1990 года того, что Абалкин называл «критической массой», — такой точки, при которой экономические перемены будут развиваться независимо от противодействия бюрократов. Предсказание мое оказалось не слишком точным.

Дуглас Херд посетил Горбачева 10 апреля 1990 года, вскоре после того как тот принял к реализации пакет мер Петракова. Как это с ним часто бывало, Горбачев ухитрялся внушать доверие и одновременно быть неубедительным. Сияющий, уверенный, он сказал, что Президентский совет собирается в ближайшее время рассмотреть его план радикальной и ускоренной экономической реформы. Экономика находится в безнадежно тяжелом положении. Старая система разрушена, новая еще возникла. Теперь он полон решимости создать «полнокровный рынок» и принять далеко идущие меры в области цен, банковского дела, акционирования. Все жаловались на то, что он бездействует. А потом отвергли его идеи, потому что осуществление их будет болезненным. Горбачев весело заявил, что сейчас он в роли того героя, которого толпа высмеивала в любом случае, ехал тот на осле или осла нес на себе. Теперь у него и его коллег есть в распоряжении полтора года, чтобы поправить дела. Если они потерпят неудачу, им придется уйти. Он попросил значительной помощи от Запада — 2 миллиарда долларов беспроцентного кредита немедленно — и еще 15–20 миллиардов позднее в форме кредитов, товаров и «ноу-хау» — цифры, сходные с теми, которые он называл мне во время нашего ночного свидания после путча.

Ничто из смелых речей Горбачева не было претворено в жизнь. Президентский совет почти полностью отверг план Петракова. Рыжков начал конструировать альтернативный план, который, как сказал мне Богомолов, станет «смертным приговором правительству». Он приведет к повышению цен и увеличению безработицы. В нем не содержалось ни одной из структурных мер, обещанных Горбачевым, — ни приватизации, ни ликвидации монополий министерств, ни учреждения независимого Центрального банка, ни прогрессивного налога на прибыль, ни обеспечения товарами и услугами частного сельского хозяйства, ни сколько-нибудь действительной свободы для предпринимательства или приемлемой концепции частной собственности. Система государственных заказов, а по сути — монополия плана, осталась почти неизменной. В результате обструкции бюрократов реформаторы терпели поражение по всем статьям.

Рыжков представил свои «разбавленные» идеи советскому парламенту 24 мая. Их не одобрили. Депутатов рассердило его предложение повысить цены, включая цены на хлеб, — этот испытанный повод для революций. Долгосрочный прогноз, изложенный Горбачевым Дугласу Херду, оказался верным. Через полтора года, почти день в день, он потерял свой пост.

После провала предложений Петракова публичные споры по поводу экономической реформы возобновились и стали еще более беспорядочными. Широкое распространение получило мнение, что главное, в чем нуждается советская экономика, — это крупные вложения западных денег — в повторении плана Маршалла, который после 1945 года вновь поставил на ноги экономику Западной Европы.

Даже внутри советского правительства многие были против кредитов по соображениям национального престижа или по более рациональной причине, а именно: очень большие кредиты могли послужить предлогом для отсрочки необходимых перемен, как это случилось в Польше в 70-х годах. Вне правительства эти настроения были, пожалуй, еще сильнее и не только по экономическим соображениям, но также и по политическим: было бы совершенно неправильно помогать коммунистам выпутаться из их трудностей. Элефтерий, умный игумен Киево-Печерской лавры, особенно убедительно доказывал мне, что вместо больших займов СССР, которые будут просто разбазарены, Западу следовало бы послать триста бизнесменов, которые показали бы русским, как управлять их страной. Я заметил, что г-жа Тэтчер с этим согласилась бы. Он сказал, что г-жа Тэтчер очень мудрая женщина.

В Советском Союзе один план сменялся другим, соперничающим с прежним, и ни один не был принят. В конце июля 1990 года Абалкин сказал мне, что правительство работает над еще одним планом реформы. В сентябре на рассмотрение советского парламента будет предложен пакет законов. Они создадут нужный механизм для осуществления банковской, налоговой и валютной политики, приватизации крупных предприятий и ликвидации министерских империй. Они вступят в силу 1 января 1991 года и будут сопровождаться ростом цен. Абалкин приветствовал полезные заявления, сделанные Европейским сообществом и Большой семеркой на их недавних встречах в верхах в Дублине и Хьюстоне. Краткосрочные кредиты для приобретения потребительских товаров будут политически очень кстати. И неожиданно в нехарактерном для него эмоциональном порыве заявил, что Западу не следует обращаться с Советским Союзом так, как если бы это была всего лишь одна из восточноевропейских стран или — еще того хуже — стран третьего мира. «Помощь» можно оказывать Венгрии. А Советский Союз был и останется великой державой. Политические и экономические условия неприемлемы. Горбачеву не требуется Запад, чтобы доказывать ему насущную необходимость рыночной реформы, он будет двигаться вперед независимо от того, будет ли Запад его поддерживать, или нет.