Артемий Магун - Единство и одиночество: Курс политической философии Нового времени

Там же. С. 26.

Счастливая Москва, http :// imwerden . de / pdf / platonov _ schastlivaja _ mos -kva.pdf. С. 27.

Чевенгур. С. 64.

См., например: Счастливая Москва, http :// imwerden . de / pdf / plato -nov_schastlivaja_moskva.pdf. С. 8; Размышления читателя, http :// imwerden . de /pdf/platonov_razmyshleniya_chitatelya.pdf. С. 79 (с осуждением).

Платонов Андрей. Записные книжки. М.: ИМЛИ РАН, 2006. С. 94–95.

Там же. С. 185.

Счастливая Москва. С. 24–25. Это растворение героя в коллективе — никогда не удающееся до конца — у Платонова лейтмотив.

Чевенгур. С. 63. «Мрачинский» — это, очевидно, Шкловский. Вот что пишет Шкловский в «Сентиментальном путешествии» (1923): «Я, если бы попал на необитаемый остров, стал бы не Робинзоном, а обезьяной, так говорила моя жена про меня; я не слыхал никогда более верного определения» (Шкловский В. Сентиментальное путешествие. СПб.: Азбука, 2008. С. 194); Платонов имел «Сентиментальное путешествие» в своей библиотеке в конце 1920‑х, как указано в его «Архиве»: Архив АП. Платонова. М.: ИМЛИ, 2009. С. 495. Шкловский в этом отрывке имеет в виду свою способность к приспособлению к любой ситуации. Но Платонов прочитывает этот троп по — своему и применяет его ко всей историософской концепции Шкловского. Шкловский, как и Мрачинский, — интеллектуал — авантюрист, «Агасфер». Он понимает революцию как большое сентиментальное остранение: многократное усиление ощущений от жизни. С точки зрения Платонова же, это внешнее, экзотическое, эстетское отношение к революции. С точки зрения самого Робинзона, этого нового революционного человека, чувствительность оборачивается болью, никакого эстетического удовольствия он от нее не испытывает, однако она тоже играет обратную роль по отношению к практике (тревога и тоска в литературе — твердость и надежда на практике). Ср. концепцию «неостранения» у Платонова как метода, обратного оетранению, у Ольги Меерсон — см. ниже сноску 91. Впрочем, учитывая смысл, в котором сам Шкловский (его жена?) сравнивает себя с обезьяной на необитаемом острове, их с Платоновым позиции не столь уж различны!

Впрок, http :// imwerden . de / pdf / platonov _ vprok . pdf. С. 8.

Меерсон Ольга. Свободная вещь. Поэтика неостранения у Андрея Платонова. Новосибирск: Наука, 2001. В своей блестящей книге Меерсон справедливо противопоставляет поэтику Платонова поэтике остранения в смысле Шкловского (и соответственно Толстого). В то же время она сама замечает, что «одна из возможных функций неостранения — это оттягивание и усиление остранения…» (с. 20). То есть «неостранение» — это не противоположность оетранению, а тоже остранение, только как бы отрицательное. Оно, действительно, отличается от разоблачительно — сатирического остранения Шкловского, но преследует ту же цель — увидеть вещи как они есть, в их первозданном бытии. А в первозданном бытии можно увидеть вещи только нетематически, искоса. Меерсон не упоминает, впрочем, многочисленных случаев, когда Платонов прибегает ко вполне классическому оетранению — например, вводя наивный взгляд инфантильного рассказчика.

Меерсон трактует «неостранение» прежде всего как повествовательный прием, вводящий читателя внутрь произведения и разрушающий любую метапозицию. При этом она совсем не рассматривает социально- утопический смысл данного приема — поскольку разделяет либерально- гуманистическую трактовку мировоззрения Платонова. Между тем очевидно, что Платонов, создавая свою нетематическую оптику, перекраивает й проектирует отношения между людьми (и животными) от индивидуалистического общества к своеобразному коммунизму точек зрения.

Счастливая Москва. С. 37–38.

Записные книжки. С. 166.

Об этом см.: Магун А Отрицательная революция. СПб.: ЕУ СПб, 2008, где изложение во многом зависит от Мишле: Michelet Jules. Histoire de la revolution frangaise. P.: Robert Laffont, 1979.

Об этом см.: Lefort Claude. Essais sur le politique. XIX–XXe siecles. P.: Seuil, 1986.

Veyne Cf. Paul. L'empire romain // Duverger Maurice (ed.). Le Concept d'Empire. P.: PUF, 1980. P. 120–135.

Gumplowicz Ludwig. Outlines of Sociology (1980) / Ed. with an introduction and notes by Irving L. Horowitz. New Brunswick, NJ: Transaction; Oppenheimer Franz. The State / Trans, by John Gitterman. San Francisco: Fox & Wilkes, 1997.

Плотин. Шестая Эннеада. СПб.: Изд — во Олега Абышко, 2005. С. 318. Плотин определяет так жизнь богов и счастливых людей. В оригинале — «phyge monou pros monon», поэтому не совсем точно переводить, как это сделано в русском издании, как «бегство единого к единому». «Единое», главное понятие философии Плотина, именуется им по — разному, но основным наименованием является все — таки to hen, единое. То monon означает единственное, одинокое — это имя того же самого верховного начала, но оно вскрывает иной его аспект, чем просто единство.

ФейербахЛ. Сущность христианства. М.: Мысль, 1965. С. 99-

Там же. С. 111.

Паскаль. Мысли. С. 50.

Маркс и Энгельс, многим обязанные Штирнеру, справедливо возразили ему, что его «единичный» человек является еще одним призраком, и совершенно непонятно, почему именно он должен быть последней инстанцией единичности. Их «пролетариат», в своем коммунистическом образе жизни, становится альтернативой «единичности» Штирнера. Позже Карл Шмитт, теоретик суверенитета как решения о единичном и исключительном, посаженный в одиночную тюремную камеру за свое сотрудничество с нацистами, вспомнил о Штирнере и о его бедной, нагой фигуре единичного, одинокого человека. Шмитт, следуя Штирнеру, указывает, что одиночеству присущ самообман и что замыкание Штирнера в «панцирь» «я» есть тоже форма такого самообмана. Для эгоцентрика Штирнера врагом становится весь мир, и здесь, незаметно для него, готовится диалектический поворот, который позволит преодолеть одиночество изнутри. Враг — этот alter ego — спасает и от одиночества, и от самообмана, потому что врага обмануть нельзя, и он ставит субъекта под вопрос, возвращая его одиночество в ситуацию аутентичности. Другими словами, враг не есть очередной призрак, предмет одержимости. Шмитт снимает ситуацию одержимости, вскрывая одновременно оппозицию и тождество (диалектическое противоречие) между субъектом и тенью, которую он для себя воздвигает, чтобы себя же обмануть и защитить от сознания собственной ничтожности. Распад субъекта на себя и своего врага отделяет его от одиночества. Враг, грозящий его уничтожить, на деле отделяет человека от ничто.

Штирнер. С. 141.

Лакан Ж. Стадия зеркала и ее роль в формировании функции «я» // Инстанция буквы в бессознательном. М.: Русское феноменологическое общество, 1997. С. 13.