Леонид Млечин - 10 вождей. От Ленина до Путина

Жаль только, в высшей степени жаль, что крушение Системы привело и к распаду СССР – родины почти трехсот миллионов людей. Но и здесь ленинизм и Ленин приложили свою «руку». В 1920 году большевизм заложил основы распада созданием вместо губерний национальных образований, что было замедленной взрывчаткой огромной исторической силы. А довершил, фантастически ускорил тот распад августовский заговор 1991 года, когда коммунистическая номенклатура попыталась вернуть силой свое всевластие… Брежнев никогда об этом не узнает, но два десятилетия его невразумительного правления пришлись как раз на крутую нисходящую ветвь траектории большевистского падения.

…В Москве давно заметили, что за кавалькадой длинных черных автомобилей, сопровождавших все более редкие поездки генсека с дачи в Москву, следовал большой реанимационный лимузин. ЦК фактически приставил к генсеку медицинскую «охрану», оберегая от неожиданного похищения его жизни смертью. Там, где он жил, работал, отдыхал, – везде было организовано самое высококвалифицированное дежурство.

В 1982-м, в год своей смерти, Брежнев еще смог совершить несколько поездок по стране, в том числе в марте в Ташкент, едва не закончившуюся для него трагически. Дело в том, что во время посещения авиационного завода, где его встречали (а попросту глазели) толпы людей, во время прохода Леонида Ильича под стапелем тот рухнул под тяжестью сидевших на нем рабочих. Окружение успело смягчить падение балки, но ключица у генсека все же была сломана. Брежнев пережил шок. Его слабые сосуды и сердце все с большим трудом поддерживали едва тлевшую в больном организме жизнь.

Он еще смог в день традиционных октябрьских торжеств, 7 ноября 1982 года, подняться на мавзолей Ленина и простоять там весь военный парад и демонстрацию. Брежнев и его престарелые соратники в теплых башмаках, шерстяном белье, почти одинаковых норковых шапках вяло помахивали руками, обтянутыми меховыми перчатками, проходящим «ликующим массам»… Никто и никогда после не отметил, что в тот день на трибуне стояло четыре генсека: настоящий, еще живой, – Брежнев и три будущих и последних – Андропов, Черненко, Горбачев…

О здоровье Брежнева и других советских руководителей написал целую книгу начальник 4-го Главного управления, затем министр здравоохранения СССР Е.И. Чазов. Конечно, в годы перестройки. О недугах Брежнева знала вся страна; он был в своем маразме на виду.

При встречах с зарубежными государственными деятелями Брежнев мог неожиданно перебить гостя и сказать что-то невпопад. Когда не понимал существа диалога, недовольно выговаривал переводчику: почему плохо переводишь? Деловые разговоры, просьбы, вопросы соратников часто прерывал дежурным: передайте Черненко…

Последние годы жизни у Брежнева стало «пунктиком» – заботиться о собственном стабильном весе. Свой очередной день генсек начинал со взвешивания, тщательно фиксируя динамику веса. Незначительное его увеличение нервировало Брежнева, который почему-то увидел в стабильности веса панацею сохранения здоровья.

Кремлевский руководитель любил много гулять, плавать в бассейне, а во время отдыха – и в море, но быстро разрушавшийся организм уже не могли спасти эти благодатные процедуры.

У генсека пропал сон, и он увлекся снотворными, во все возрастающих количествах. Они стали для него своеобразным наркотиком, без них он не мог теперь заснуть. А кто-то из членов политбюро однажды посоветовал, как пишет ВТ. Медведев, запивать лекарство «Зубровкой»… Начальник охраны вспоминает, что «Зубровка» стала для Брежнева наркотиком. Хотя пил он понемножку, но на дряхлый организм это действовало угнетающе {805}. А ведь у него уже были инфаркты, инсульт, другие болезни. Приставленная к Брежневу медсестра, к которой он питал особую симпатию, еще больше усилила таблеточное «снабжение». К тому же генсек, вынужденный бросить курить, не мог обходиться без табачного дыма… Тот же генерал Медведев повествует в своей книге, как он и его сотрудники по просьбе Брежнева «обкуривали» больного лидера, иногда среди ночи прямо в его постели…

После ташкентского события генсек разрушался на глазах. Правда, как я уже упоминал, у него хватило сил «отстоять» на мавзолее 7 ноября военный парад, демонстрацию, побывать на приеме, но все текущие дела он фактически передал К.У. Черненко, будучи совершенно не в состоянии их осмыслить, решить, как-то распорядиться.

День накануне кончины прошел у генсека как обычно. Он приехал из Завидова после «охоты», на которой стреляли, по его указанию, охранники. Сам он уже не мог. После ужина отправился спать, хотя делал это, по привычке, после просмотра информационной программы «Время». Утром около девяти часов охранники В. Медведев и В. Собаченков пошли будить генерального секретаря, но застали его мертвым в собственной постели.

В конце концов человеческая жизнь к своему исходу похожа на пепел на ветру. Маленькая искра от вечного костра, гаснущая, уносимая в бесконечное небытие.

Искусственное дыхание, реанимационная бригада, советы приехавшего академика Е.И. Чазова… Все напрасно. Первым из членов политбюро, узнав о смерти, прибыл, конечно, Ю.В. Андропов. Медведев пишет, что после его рассказа Андропову, как все было, тот оставался совершенно спокойным и «не задавал лишних или неприятных для нас вопросов» {806}. Все «соратники» давно предвидели скорый конец четвертого «вождя».

Четвертый «вождь» РКП-ВКП(б) – КПСС Леонид Ильич Брежнев отошел в иной мир. Огромная страна к этому моменту почти остановилась в своем движении. Стагнация охватила все области жизни, а не только экономику. В принципе добрый, даже добродушный человек, захваченный партийными ветрами, очутился на самой вершине, где он оказался способным лишь быть главным инструментом всесильного аппарата. Его правление – классическое выражение консерватизма мышления и консерватизма действия. Брежнев хотел добиться многого, при этом фактически ничего не меняя. Это создавало видимость спокойствия, взвешенности, умеренности партийного руководства. Но в действительности страна полностью деградировала. В личностном плане это проявилось в маразме высшего руководителя.

На своем последнем в этой земной жизни XXVI съезде КПСС, при его закрытии 3 марта 1981 года, Брежнев начал свою речь словами: «Товарищи! Только что закончился первый пленум избранного съездом нового состава Центрального Комитета нашей партии. Разрешите доложить о его итогах. На первом пленуме ЦК, – шамкал с трудом стоящий за трибуной смертельно больной человек, – прошедшем в атмосфере исключительного единства и сплоченности, единогласно избраны руководящие органы нашей партии. Пленум единогласно избрал Генеральным секретарем ЦК КПСС товарища Брежнева Л.И.» {807}.