Леонид Млечин - 10 вождей. От Ленина до Путина

Не ограничиваясь рассуждениями о «национальной автономии» евреев, будущий «вождь народов» рассматривает ее через «культурную» призму. Культурно-национальная автономия, ее учреждения, пишет Джугашвили, «становится еще вредней, когда ее навязывают «нации», существование и будущность которой подлежит сомнению» {460}.

Сталин убежден, что еврейская нация едва ли может существовать и иметь будущее! Подобное писал «теоретик» национального вопроса большевиков! Придет время, когда он обогатит эту «теорию» высылкой целых народов, всяческим поощрением едва прикрытого антисемитизма, утверждениями, что в мире существуют «агрессивные» и «неагрессивные» нации. Да и с антисемитами он готов бороться «собственными» средствами. Когда в январе 1931 года «Еврейское телеграфное агентство» запросило Сталина о его отношении к этому вопросу, он ответил языком, который трудно с чьим-либо спутать: «Активные антисемиты караются по законам СССР смертной казнью» {461}. Правда, карались так очень многие. Но антисемиты ли?

Генералиссимус, одержавший победу вместе с союзниками во Второй мировой войне, понеся при этом за счет своих преступных просчетов неоправданно огромное количество жертв, конечно же, знал, что в конце концов у войн нет будущего. Повторяя, однако, ветхий марксистский тезис о неизбежности войн при капитализме, Сталин догматически предрекает, что «капиталистическая Англия» и «капиталистическая Франция» будут вынуждены «вырваться из объятий США и пойти на конфликт с ними». А посему это подтверждает, считает «гениальный» теоретик, старый марксистский постулат о том, «что неизбежность войн между капиталистическими странами остается в силе» {462}.

Мы, люди того, «сталинского» поколения, чье сознание было схвачено обручем примитивного догматизма, в свое время не могли видеть потрясающего убожества и примитивизма этих, с позволения сказать, «теоретических» выкладок. Но вся горечь этого «обогащения марксизма-ленинизма» заключается в том, что оно служило обоснованием конкретной большевистской политики.

Теоретические «бумаги» Сталина под стать всему его иному письменному творчеству: запискам, пометкам в рабочих тетрадях, резолюциям, редакторской правке государственных и партийных текстов, диктовкам своим секретарям.

Сталинское письменное наследие огромно; многие тысячи деловых бумаг сохранили следы его работы с ними. По сути, это одна из важнейших объективных составляющих, с помощью которой можно дать характеристику второго вождя ленинской Системы. Правда, при этом следует учитывать, что и при жизни Сталина, и особенно после его смерти, личный фонд вождя подвергался неоднократной чистке. Диктатор нередко, рассмотрев представленные материалы, приказывал их уничтожить, предварительно отдав устные распоряжения Поскребышеву. А иногда и письменные. Такие случаи нечасто, но отмечены.

«Особая папка».

«Т. Давыдову.

Прошу непринятые документы уничтожить.

И.С.» {463}.

Многое исчезло после кончины Сталина. Когда был арестован Берия, Н.С. Хрущев распорядился «арестовать» его личный архив, где находилось множество документов, направленных Сталиным в НКВД. Комиссия, созданная по этому случаю, сочла за «благо», не рассматривая, сжечь по акту, не читая, 11 мешков документов (!), по всей видимости, уникальных… Члены высшей партийной коллегии боялись, что в этих бумагах есть компрометирующие их материалы. Многие сталинские распоряжения и резолюции, адресованные Л.П. Берии, попавшие в костер комиссии, навсегда останутся тайной истории. Беседуя в апреле 1988 года с А.Н. Шелепиным, бывшим шефом КГБ, я выяснил, что очень большая чистка сталинского архива была проведена генералом армии И.А. Серовым по личному распоряжению Н.С. Хрущева. Свои указания Серову первый секретарь отдавал в моем присутствии, сказал Шелепин.

– Нужно просмотреть все бумаги с «расстрельными» списками, на которых стоят подписи не только Сталина… Выявите и доложите их мне.

Хрущев явно хотел обезопасить лично себя от прямой ответственности за репрессии конца 30-х годов. Ведь, как известно, к решению этих страшных дел были причастны почти все высшие руководители партии и страны. Через два-три месяца, сказал Шелепин, Серов передал Хрущеву несколько пухлых папок с документами.

– Где же они сейчас?

– Думаю, что теперь их просто не существует, – спокойно ответил Шелепин.

Несмотря на эти «чистки» архивов, следы сталинской деятельности впечатляющи и позволяют не только более рельефно представить силуэт второго вождя, но и глубже оценить достроенную им после Ленина систему.

Заметим в связи с «архивным акцентом» темы вот что: Сталина всегда интересовали архивы. Он нередко запрашивал у НКВД уникальные документы, рукописи, письменные свидетельства. Вскоре после нападения Германии на СССР Сталин распорядился вывезти важнейшие архивные фонды ЦК ВКП(б), других хранилищ в количестве 5 миллионов дел в Чкалов (Оренбург) и Саратов, выделив для этого 200 вагонов {464}.

После окончания войны ему доложили, что в Праге хранится огромный «Русский зарубежный архив», где сосредоточены документы таких деятелей, как Деникин, Петлюра, Алексеев, Савинков, Чернов, Милюков, Брусилов и многих, многих других. В начале января 1946 года НКВД доставил в Москву 9 вагонов бесценных документов. «Разбор и использование» их были поручены Главному архивному управлению того же НКВД {465}. Множество материалов после этого «разбора» исчезли бесследно.

Но мы отвлеклись…

На заседаниях «позднего» сталинского политбюро его члены вели себя по-разному. В.М. Молотов был сосредоточен, лишь изредка что-то помечал в блокноте. К.Е. Ворошилов сидел безучастно, встряхиваясь лишь в минуты, когда выступал или говорил Сталин. Л.П. Берия, редко вмешиваясь в обсуждение, отвечая только на вопросы лидера, нет-нет зачем-то поднимал к себе на колени портфель, стоявший у его ног, начинал искать какие-то бумаги. Г.М. Маленков был весь внимание, всегда в готовности дать нужную справку или разъяснение. Н.А. Вознесенский, Н.А. Булганин, А.А. Жданов активно вели себя лишь в случаях, когда обсуждались их вопросы. Практически всегда молчал, пока не умер в июне 1946 года, Калинин. Почти такими же незаметными были и А.А. Андреев с Н.А. Шверником. А вот Л.М. Каганович, Н.С. Хрущев, А.И. Микоян нередко «встревали» в обсуждение по любому вопросу.

Сталин сидел во главе длинного стола, не выпуская из руки карандаша. Резолюции, пометки на документах он обычно делал своим синим карандашом. На письменном столе всегда стояла стопочка остро отточенных карандашей, главным образом этого же цвета. Когда же диктатор начинал писать длинный текст, то пользовался ручкой.