Фарид Закария - Постамериканский мир будущего

Со стороны кажется, что американские руководители понятия не имеют о мире, которым намерены управлять. «Существует две формы переговоров, одна с участием американцев, другая без них», -говорит Кишор Махбубани, бывший министр иностранных дел Сингапура и посол этой страны в ООН. Из-за того что американцы живут «в коконе», они не видят «резкого изменения позиций всего мира в отношении Америки».

Очень просто не обращать внимания на враждебность, которую породила иракская кампания, ее легко отнести на счет завистливого антиамериканизма (даже если отчасти это и справедливо). Американские консерваторы утверждали, что всякий раз, когда Соединенные Штаты предпринимали жесткие военные меры, Европа весьма противилась им - например, когда США в начале 80-х разворачивали в Европе ядерные ракеты «Першинг». Уличные демонстрации и общественные протесты против «Першингов» отлично смотрелись по ТВ, но реальность была таковой: согласно большинству опросов общественного мнения, от 30 до 40 процентов европейцев, а часто и больше, решительно поддерживали американскую политику. Даже в Германии, где очень сильны пацифистские настроения, согласно опросу Der Spiegel 53 процента населения поддержали развертывание «Першингов». Большинство французов поддерживали политику Америки на протяжении двух сроков президента Рейгана, они даже предпочли его кандидату-демократу Уолтеру Мондейлу на выборах 1984 года. Сегодня же, напротив, подавляющее большинство населения в большинстве европейских стран - до 80 процентов в некоторых местах -недовольно политикой США, многие даже говорят, что Соединенные Штаты представляют собой величайшую угрозу миру во всем мире.

Йозеф Иоффе, один из ведущих внешнеполитических обозревателей Германии, обращает внимание, что во время холодной войны антиамериканизм был явлением левацкого толка. «Ему всегда противостояли правые центристы, исповедовавшие антикоммунизм, то есть настроенные проамерикански, - объясняет он. -Цифры росли и уменьшались, но всегда имелась стабильная масса сторонников Соединенных Штатов». Короче говоря, холодная война поддерживала в Европе проамериканские настроения. Например, в 1968 году происходили массовые протесты против американской политики во Вьетнаме, но в том же году Советы вторглись в Чехословакию. Европейцы (и азиаты) могли протестовать против действий Америки, но их позиции были сбалансированы советской угрозой. И вновь это подтверждается опросами общественного мнения. Неприятие европейцами войны во Вьетнаме не идет ни в какое сравнение с масштабом их же протеста против войны в Ираке. Это было справедливо и в отношении неевропейских стран. В Австралии большинство населения поддерживало участие страны во вьетнамской войне до 1971 года, когда Австралия вывела оттуда свои части.

Для большинства стран мира война в Ираке не имела никакого отношения к Ираку. «Какое дело Мексике или Чили, кто правит в Багдаде? - сказал мне бывший министр иностранных дел Мексики Хорхе Кастанеда. - Но им есть дело до того, как сверхдержава распоряжается своим могуществом. Вот до этого нам есть очень даже большое дело». Даже если ситуация в Ираке наконец нормализуется, это решит лишь иракскую проблему. Американская проблема останется. Людей на всей земле тревожит мысль о том, как жить в мире, где одна страна обладает такой властью. И даже если они не могут противостоять этой силе, они могут затруднить ее применение. В случае Ирака ни одна страна не могла помешать Соединенным Штатам, не имевшим на то никакой международной санкции, начать войну, но весь остальной мир осложнил им их задачу своим бездействием после войны. На момент создания этого текста ни одна арабская страна не открыла посольства в Багдаде. Не больше толка было и от неарабских союзников Соединенных Штатов.

Николя Саркози нравится, когда во Франции его называют «американцем» и даже «неоконсерватором». Он настроен откровенно проамерикански и четко дает понять, что по многим вопросам намерен следовать за Соединенными Штатами. Когда после своего избрания на пост президента Франции в мае 2007 года он встречался с Кондолизой Раис, она спросила его: «Что я могу для вас сделать?» Его ответ был красноречивым: «Исправьте ваш имидж. Плохо, когда самая могущественная, самая успешная страна, наш безусловный лидер является одной из самых непопулярных стран в мире. Это огромная проблема для вас и это огромная проблема для ваших союзников. Поэтому сделайте все возможное, чтобы улучшить ваш облик в глазах окружающих - вот что вы можете для меня сделать» [4] Как сформулировал советник Саркози по национальной безопасности Жан-Давид Левитт в статье Адама Гопника «Человеческая бомба» в New Yorker августа 2007 года. . Неоконсервативный писатель Роберт Каган утверждает, что европейские и американские разногласия в вопросах многостороннего сотрудничества являются следствием их относительной силы. Когда ведущие европейские страны были великими державами, они проводили «реальную политику» и мало заботились о международном сотрудничестве. А поскольку - по Кагану - Европа сейчас слаба, ей нравятся правила и ограничения. Америка, в свою очередь, желает полной свободы действий: «Сегодня, когда Соединенные Штаты сильны, они и ведут себя, как подобает сильной державе» [5] Robert Kagan. Of Paradise and Power: America and Europe in the New World Order. New York: Alfred Knopf, 2003. . Но этот аргумент неверно толкует историю и дает ложное представление о том уникальном месте, которое заняла Америка в дипломатии XX века. Америка была самой сильной страной в мире, когда она предложила создать Лигу Наций для урегулирования международных отношений после Первой мировой войны. Она была доминирующей силой и после Второй мировой войны, когда США основали ООН, создали Бреттон-Вудскую систему международного экономического сотрудничества и учредили ключевые международные организации. Мир лежал у ног Америки, но Франклин Делано Рузвельт и Гарри Трумэн предпочли не создавать Американскую империю. Вместо этого они построили международную систему союзов и многостороннего сотрудничества и помогли всему миру подняться на ноги, закачивая в него огромные средства и частные инвестиции. Основа этой системы, план Маршалла, стоил 100 миллиардов сегодняшних долларов. Другими словами, большую часть XX века Америка участвовала в международном сотрудничестве не из страха или уязвимости, а благодаря своей уверенности и силе.

Важным моментом этой схемы было особое внимание к дипломатии. Только представьте себе, чего это стоило Франклину Рузвельту: на пике своей власти отправиться через полмира в Тегеран и Ялту, чтобы встретиться с Черчиллем и Сталиным в 1943 и 1945 году! Рузвельт был тяжело болен, с парализованными ногами, к которым прикреплялись тяжелые стальные скобы. Сорокачасовое путешествие по морю и самолетами едва не убило его. Он не обязан был это делать. У него хватало помощников - Джордж Маршалл, Дуайт Эйзенхауэр, - которые справились бы с этой задачей. Или же он мог бы пригласить других лидеров к себе. Но Рузвельт понимал, что сила Америки - это еще и благородные порывы. Он настоял, чтобы британские военачальники, такие как Монтгомери, получили свою порцию славы за победу в этой войне. Он ввел Китай в Совет Безопасности ООН, хотя это была бедная крестьянская страна, поскольку он верил, что крайне важно, чтобы крупнейшая азиатская страна была представлена в главной организации мира.