Людвиг Мизес - Либерализм

Отстаивание частной собственности на средства производства ни в коем случае не равносильно утверждению, что капиталистическая общественная система, основанная на частной собственности, совершенна. Земного совершенства не бывает. Даже в капиталистической системе отдельные, многие или даже все вещи могут не соответствовать в точности вкусам конкретного человека. Но это единственно возможная общественная система. Можно пытаться видоизменять ту или иную из его черт, пока не затрагивается существо и основа всего общественного порядка, а именно частная собственность. Но в общем и целом мы должны смириться с этой системой просто потому, что не может быть никакой другой.

В Природе также может существовать много такого, что нам не нравится. Но мы не можем изменить сути природных явлений. Если, например, кто-то думает – есть и такие, кто утверждал, – что способ, которым человек глотает, переваривает или усваивает пищу, является отвратительным, спорить с ним по этому поводу невозможно. Ему нужно лишь сказать: бывает только либо так, либо голод. Третьего не дано. То же самое относится и к собственности: «или – или» – или частная собственность на средства производства, или голод и нищета для всех.

Оппоненты либерализма имеют обыкновение называть его экономическую доктрину «оптимистической». Этот эпитет используется ими либо как упрек, либо как ироническая характеристика либерального образа мышления.

Если, называя либеральную доктрину «оптимистической», имеют в виду, что либерализм считает капиталистический мир лучшим из миров, то это просто чепуха. Для идеологии, основанной подобно идеологии либерализма целиком и полностью на научной основе, абсолютно неуместен вопрос о том, является ли капиталистическая система хорошей или плохой, можно ли вообразить лучшую систему или нет и не следует ли ее отвергнуть по каким-либо философским или метафизическим мотивам. Либерализм выводится из чистых наук – экономической теории и социологии, не выносящих ценностных суждений и ничего не говорящих о том, что должно быть, или о том, что хорошо, а что плохо, но, напротив, всего лишь выясняют, что́ существует в действительности и как оно возникает. Когда эти науки показывают нам, что из всех мыслимых альтернативных способов организации общества может быть реализован только один, а именно система, основанная на частной собственности на средства производства, потому что все остальные мыслимые системы общественной организации неосуществимы, в этом нет ничего, что могло бы оправдать эпитет «оптимистический». Вывод о том, что капитализм осуществим, не имеет ничего общего с оптимизмом.

Разумеется, оппоненты либерализма придерживаются мнения, что капитализм – очень плохое общество. В той степени, в какой это утверждение содержит ценностное суждение, оно, естественно, не подлежит никакому обсуждению, претендующему на что-либо большее, чем крайне субъективное и, следовательно, ненаучное мнение. Но в той мере, в какой это утверждение основано на неправильном понимании происходящего в рамках капиталистической системы, экономическая теория и социология способны его исправить. Это также не является оптимизмом. Даже выявление многочисленных недостатков капиталистической системы не будет иметь ни малейшего значения для проблемы социально-экономической политики до тех пор, пока не будет показано не то, что другая общественная система была бы лучше, а то, что ее вообще можно реализовать. Но этого сделано не было. Науке удалось показать, что любая система общественной организации, которую можно представить в качестве замены капиталистической системы, является внутренне противоречивой и неосуществимой, так что она не приведет к результатам, к которым стремятся ее поборники.

Сколь неоправданно говорить в этой связи об «оптимизме» и «пессимизме» и насколько употребление эпитета «оптимистический» в отношении либерализма имеет целью окружить его компрометирующей аурой, придав ему вненаучный, эмоциональный оттенок, лучше всего демонстрирует тот факт, что с тем же успехом можно назвать «оптимистами» тех, кто убежден, что будет возможно построение социалистического или интервенционистского государства всеобщего благоденствия.

Большинство авторов, занимающихся экономическими вопросами, пользуются каждым удобным случаем, чтобы бросить капитализму несколько бессмысленных и детских оскорблений и с энтузиазмом превознести в качестве превосходных институтов либо социализм и интервенционизм, либо даже аграрный социализм и синдикализм. С другой стороны, некоторые авторы, пусть и в гораздо более мягких выражениях, восхваляли капиталистическую систему. При желании можно называть этих авторов «оптимистами». Но при этом в тысячу раз более оправданно называть антилиберальных авторов «гипероптимистами» социализма, интервенционизма, аграрного социализма и синдикализма. Тот факт, что этого не происходит, а, напротив, «оптимистами» называют либеральных авторов типа Бастиа [47], ясно показывает, что в этом случае мы имеем дело не с попытками дать подлинно научную классификацию, а с тенденциозной карикатурой, и не более того.

Еще раз повторим, что либерализм утверждает вовсе не то, что капитализм хорош с какой-то конкретной точки зрения. Он просто говорит, что для достижения целей, к которым стремятся люди, подходит лишь капиталистическая система, и любая попытка осуществить социалистическое, интервенционистское, аграрно-социалистическое или синдикалистское общество неизбежно закончится провалом. Невротики, не способные вынести этой истины, назвали экономику мрачной наукой. Но экономика и социология, показывая нам мир таким, каков он есть, являются не более мрачными, чем другие науки, – например, механика, утверждающая о неосуществимости вечного двигателя, или биология, говорящая о смертности всех живых существ.

Оппоненты либерализма утверждают, что в современном мире больше не существует необходимых предпосылок для принятия на вооружение либеральной программы. Либерализм был еще реален, когда в каждой отрасли в острую конкуренцию было вовлечено множество фирм среднего размера. В наше время, когда тресты, картели и другие монополистические предприятия полностью контролируют рынок, с либерализмом в любом случае покончено. Его уничтожила не политика, а тенденция, присущая неотвратимой эволюции системы свободного предпринимательства.

Разделение труда отводит каждой производственной единице в экономике специализированную функцию. Этот процесс никогда не останавливается, пока продолжается экономическое развитие. Мы давно прошли тот этап, когда одна фабрика производила все виды машин. Сегодня машиностроительное предприятие, которое не ограничивается производством определенного типа машин, не выдержит конкуренции. С развитием специализации территория, обслуживаемая отдельным поставщиком, должна продолжать расширяться. Рынок, снабжаемый текстильной фабрикой, которая производит всего несколько видов ткани, должен быть больше, чем рынок, обслуживаемый ремесленником, который ткет все виды тканей. Безусловно, прогрессирующая специализация производства способствует развитию в каждой области предприятий, рынком которых является весь мир. Если бы этому развитию не противодействовали протекционизм и другие антикапиталистические меры, то в результате в каждой отрасли производства появилось бы относительно небольшое количество фирм или даже только единственная фирма, стремящаяся производить с высочайшей степенью специализации и снабжать своей продукцией весь мир.