Людвиг Мизес - Либерализм

Второе обстоятельство, которое пока не позволяет случиться самому худшему, состоит в том, что даже страны, проникнутые враждебностью к либерализму и капитализму, полагаются на капиталовложения из стран, которые служили классическими примерами либерального и капиталистического духа, – прежде всего из США. Без их кредитов последствия проводимой ими политики проедания капитала уже были бы более очевидными. Антикапитализм может поддерживать свое существование, только паразитируя на капитализме. Поэтому он должен в определенной степени учитывать общественное мнение Запада, где либерализм все еще признается, пусть даже в весьма разбавленной форме. В том факте, что капиталисты стремятся предоставлять займы только тем заемщикам, которые имеют перспективы расплатиться с долгом, деструктивистские партии видят только «мировое господство капитала», по поводу которого они поднимают столько шума и криков.

Таким образом, легко увидеть, что, не отрицая самой природы либерализма, его нельзя зачислить в один разряд с партиями особых интересов. Он радикально отличается от них всех. Они созданы для борьбы и восхваляют насилие; либерализм, напротив, стремится к миру и власти идей. Именно по этой причине все партии, какими бы непримиримыми они ни были в других отношениях, образуют единый фронт против либерализма.

Враги либерализма заклеймили его как партию особых интересов капиталистов. Это характеризует их образ мышления. Они способны воспринимать политическую идеологию только как защиту определенных особых привилегий, несовместимых с общим благом.

Либерализм нельзя представлять как партию особых интересов, привилегий и исключительных прав, потому что частная собственность на средства производства – это не привилегия, действующая исключительно к выгоде капиталистов, а институт, существующий в интересах общества в целом, и, следовательно, институт, который приносит пользу всем. Такого мнения придерживаются не только либералы, но до некоторой степени и их оппоненты. Когда марксисты отстаивают точку зрения, что социализм не может стать реальностью до тех пор, пока мир не «созреет» для него, так как ни одна общественная система никогда не исчезнет до тех пор, пока не «разовьются все производительные силы, для которых она дает достаточный простор» [72], они признают, по крайней мере сейчас, общественную необходимость частной собственности. Даже большевики, которые еще совсем недавно огнем, мечом и виселицей распространяли свою интерпретацию марксизма – т. е. что «зрелость» уже достигнута, – теперь вынуждены признать, что еще слишком рано. Однако если условия таковы, что без капитализма и его правовой «надстройки» – частной собственности – невозможно обойтись, пусть даже и в данный момент, то можно ли говорить об идеологии, которая считает частную собственность основой общества, что она служит только эгоистическим интересам владельцев капитала в ущерб интересам всех остальных?

Конечно, хотя антилиберальные идеологии считают частную собственность необходимой, будь то на время или навсегда, они тем не менее полагают, что ее следует регулировать и ограничивать посредством авторитарных декретов и тому подобных актов вмешательства со стороны государства. Они рекомендуют не либерализм и капитализм, а интервенционизм. Однако экономическая наука показала, что система интервенционизма приводит к результатам, которые противоречат первоначальным намерениям, и обречена на провал. Она не способна достичь целей, которых намерены добиваться сторонники интервенционизма. Следовательно, ошибочно полагать, что, кроме социализма (общественной собственности) и капитализма (частной собственности), мыслима и может действовать третья система организации общественного сотрудничества, а именно интервенционизм. Попытки заставить работать интервенционизм должны неизбежно привести к условиям, идущим вразрез с замыслами их авторов, перед которыми возникает альтернатива либо воздержаться от всех актов вмешательства и тем самым предоставить частную собственность самой себе, либо заменить частную собственность социализмом.

Этот тезис также поддерживают не одни только либеральные экономисты. (Разумеется, популярное представление о том, что экономисты делятся по партийному признаку, совершенно ошибочно.) Маркс также во всех своих теоретических дискуссиях видел только альтернативу между социализмом и капитализмом, а реформаторов, которые, находясь в плену «мелкобуржуазного мышления», отвергали социализм и одновременно все же хотели переделать капитализм, он высмеивал и презирал. Экономическая наука никогда даже и не пыталась показать осуществимость системы частной собственности, регулируемой и ограничиваемой правительством. Когда «катедер-социалисты» любой ценой стремились доказать это, они начинали с отрицания возможности научного знания в области экономики и в конце концов заканчивали заявлением о том, что все, что делает государство, непременно должно быть рациональным. Так как наука показала абсурдность политики, которую они предлагали, то они попытались объявить несостоятельными логику и науку.

То же самое верно и в отношении доказательства возможности и осуществимости социализма. Усилия домарксистских авторов оказались тщетными. Им не удалось этого сделать, точно так же как они не смогли разрушить веские возражения против осуществимости их утопии, сформулированные их критиками на основании открытий науки. В середине XIX в. казалось, что с социалистической идеей уже покончено. Но тут появился Маркс. Конечно, он не представил доказательств – которые на самом деле и не могут быть приведены – того, что социализм осуществим, а просто заявил – разумеется, не будучи способным это доказать, – что приход социализма неизбежен. Из этого произвольного допущения и из аксиомы, которая ему казалась самоочевидной, что все, случающееся в человеческой истории позже, представляет собой движение вперед по сравнению с тем, что происходило раньше, Маркс сделал вывод о том, что поэтому социализм более совершенен, чем капитализм, и в таком случае, естественно, не может быть сомнений в его осуществимости. Следовательно, совершенно ненаучно ни задаваться вопросом о возможности социалистического общества, ни вообще заниматься изучением проблем этого общественного порядка. Тот, кто хотел попытаться это сделать, подвергался социалистами остракизму и отлучался общественным мнением, находившимся под их контролем. Не обращая внимания на все эти – разумеется, лишь внешние – трудности, экономическая наука занялась теоретическим конструированием социалистической системы и неопровержимо продемонстрировала, что любая разновидность социализма будет неработоспособна, поскольку в социалистическом сообществе невозможен экономический расчет. Защитники социализма редко решались что-либо возразить против этого, а то, что они выдвигали в качестве контрдоказательств, было абсолютно тривиальным и не представляет никакого интереса.