Майкл Хадсон - Убийство Хозяина: Как финансовые паразиты и долговое рабство разрушают мировую экономику

Вместо того, чтобы прийти к этому осознанию, Ирландия стала одним из самых жёстких критиков попытки Греции в 2015 году не поддаться «ирландской болезни». Критикуя смелую позицию коалиции «СИРИЗА», ирландские лидеры фактически высказали, что, видимо, было у них на уме: «Боже, что мы натворили? Даже МВФ критикует нас за то, что мы идём вместе с Европой, спасаем банки и навязываем жёсткую экономию. Если «СИРИЗА» побеждает и отменяет такую жёсткую экономию в Греции, то принесение в жертву нашей экономики и навязанная нами бедность были бесполезными, и мы не должны было этого делать».

... Финансовый кризис в Европе, как и все финансовые кризисы, в конечном счёте, является борьбой за распределение расходов для его урегулирования: либо в интересах рабочих и вкладчиков среднего класса, либо банкиров, владельцев реальных и финансовых активов и бизнес-элиты.

Майкл Петтис «Сириза» и французское возмещение за 1871-1873 годы»

«Чудо Балтийского тигра» было столь же катастрофическим, как и «чудо» в Ирландии. 1 января 2014 года правительство Латвии приняло идеологию жёсткой фискальной и финансовой экономии еврозоны, несмотря на то, что по опросам общественного мнения большинство избирателей было против присоединения. В то время как Греция и другие страны обсуждали, будут ли эти «условия» вытеснять их из еврозоны (а исландцы потеряли интерес к вхождению в неё), Латвия стала 18-м членом еврозоны. Экономика Латвии — самая предельно неолиберализованная экономика в Европе, поэтому её опыт даёт наглядный урок динамики долговой дефляции, сокращения государственных расходов и отказа от налогообложения земельной или монопольной ренты, которые пробанковские авторы восхваляют как историю успеха. Безусловно, это была история успеха: успеха шведских и других банкиров.

Постсоветские экономики были свободны от государственного долга, деловой задолженности, долгов по недвижимости, личной задолженности или других банковских кредитов, когда в 1991 году эти страны получили политическую независимость. Их жилая и коммерческая недвижимость, транспортные средства и высокообразованное население могли бы послужить основой для конкурентоспособной низкозатратной современной экономики. Каждая семья могла получить свой дом по номинальной цене. Основная недвижимость и инфраструктурные монополии были переданы инсайдерам на таких условиях. Но к тому времени, когда большинство семей начали покупать жильё, цены резко выросли.

Ситуация без долгов, с низкими затратами на жильё и широким спектром общественных услуг сохранялась недолго. Латвия ввела самые высокие в Европе налоги на труд и промышленность и самые низкие — на недвижимость и финансы. Незначительные налоги на имущество оставляли почти весь рентный доход доступным для капитализации в банковские кредиты, а цены на недвижимость взлетели до одного из самых высоких уровней в Европе.

Латыши, как и граждане других постсоветских экономик, хотели добиться процветания, которое им виделось в Западной Европе. Если бы Латвия действительно последовала политике, благодаря которой выросли промышленные страны, государство облагало бы богатство и доходы прогрессивными налогами, чтобы инвестировать средства в общественную инфраструктуру. Вместо этого латвийское «чудо» приняло в основном хищнические формы погони за рентой и инсайдерской приватизации. Последовав рекомендациям США и Швеции о введении наиболее однобокого в мире набора неолиберальных налоговых и финансовых политик, Латвия ввела самые высокие в мире налоги на рабочую силу. Работодатели должны платить фиксированный 25-процентный единый налог на заработную плату плюс 24-процентный налог на социальные услуги, в то время как наёмные работники платят ещё один 11-процентный налог. Эти три налога в сумме составляют почти 60-процентный единый налог до личных вычетов. В дополнение к высокой стоимости рабочей силы и, следовательно, к снижению её конкурентоспособности, потребители должны платить высокий налог на добавленную стоимость с продаж в размере 21 процента (резко возросший с 7 процентов после кризиса 2008 года). Ни в одной западной экономике зарплата и потребление не облагаются такими непомерно высокими налогами.

Тяжёлое налогообложение труда в Латвии находит свою противоположность во всего лишь 10-процентном налоге на дивиденды, проценты и другие доходы от богатства, а также в самой низкой ставке налога на недвижимость среди всех индустриальных экономик (как описано ниже). Такая фискальная политика тормозит занятость, одновременно субсидируя пузырь на рынке недвижимости, что является главной особенностью «Балтийского чуда» в Латвии.

С тех пор, как страны Балтии обрели независимость от Советского Союза, они открыли свои экономики для филиалов иностранных банков, в основном из Скандинавии. Несколько отечественных банков Латвии были созданы инсайдерами для управления своими собственными операциями и всё чаще для получения государственных депозитов, которые они предоставляли себе или деловым партнерам для скупки приватизируемых активов. Когда крупнейший банк «Парекс» (с 17 процентами латвийских депозитов) стал неплатёжеспособным в ноябре 2008 года, правительство национализировало его, чтобы избежать списания собственных депозитов и остановить изъятие вкладов из банка с их переводом в шведские банки.

Филиалы иностранных банков финансировали бум на рынке недвижимости, процентные платежи которым стали финансовым налогом, обременяющим трудовые ресурсы и промышленность страны. Как и в Ирландии, сохранение долгов, когда пузырь лопнул, заставило эмигрировать примерно десять процентов населения Латвии. Тем не менее, избиратели продолжали переизбирать правительства, приверженные жёсткой экономии.

Объяснение этому можно найти в травме, связанной с российским доминированием во время и после Второй мировой войны. В 1940-х годах Сталин арестовал, расстрелял или отправил в ссылку около 50 тысяч латвийских специалистов. Привлечение российских рабочих в страны Балтии оставило там чувство обиды, заставившее повернуться к Европе после распада Советского Союза. Возрождение национализма позволило неолиберальным политикам разыграть этническую карту, указывая на факт, что основными критиками жёсткой экономии являются партии, входящие в коалицию «Центр согласия», которую поддерживали в основном русскоязычные неграждане, составлявшие треть населения Латвии.

Тех, кто выступал за налогообложение недвижимости и финансового благосостояния или даже за поддержку государственных расходов, защиту потребителей и другие меры экономического регулирования, обвинили в желании возврата к коммунизму. Предлагалось чёрно-белое противопоставление: либо социализм советского типа, либо неолиберальная идеология, отвергающая существование любой жизнеспособной смешанной экономики.