Майкл Хадсон - Убийство Хозяина: Как финансовые паразиты и долговое рабство разрушают мировую экономику

Конечно, последствия взрыва пузыря на самом деле крайне далеки от «нормальности». Финансовый сектор просто перестраивается на новый лад. Например, когда домовладельцы были выжаты долговой дефляцией после 2008 года, банки внедрили новый финансовый «продукт» под названием обратная ипотека. Пенсионеры и другие домовладельцы подписывали соглашения с банками или страховыми компаниями о получении владельцами ежемесячного аннуитетного платежа в зависимости от ожидаемого срока жизни владельца. Аннуитет относился на стоимость недвижимости домовладельца за вычетом его долгов как предоплата за вступление во владение после смерти владельца-должника.

В конечном итоге собственность оказывалась не у детей должников, а у банков или страховых компаний (в некоторых случаях муж умирал, а жена получала уведомление о выселении на том основании, что её имя не было указано в документе о праве собственности). Мораль этой истории состоит в том, что в современной финансиализированной экономике наследуемыми являются полномочия кредитора, а не широко распространённое право на владение домом. Таким образом, мы возвращаемся к тому факту, что сложные проценты не только увеличивают приток доходов рантье, входящих в Один Процент, но и передают собственность в их руки.

Финансиализация за счёт экономики

Наращивание долга должно было привлечь внимание аналитиков экономических циклов к тому факту, что, поскольку долг неуклонно растёт от одного цикла к последующему, экономики отклоняются от равновесия, поскольку доходы идут не на расширение бизнеса, а перенаправляются банкирам и держателям облигаций.

Однако это не помешало экономистам прогнозировать устойчивый рост национального дохода или ВВП из года в год в предположении, что рост производительности будет продолжать повышать уровень заработной платы и позволит бережливым людям накопить достаточно средств, чтобы после ухода на пенсию жить в достатке. «Магия» сложных процентов остаётся в силе для повышения стоимости сбережений, как будто нет никаких последствий увеличения долга на другой стороне балансового отчёта. Внутренним противоречием при таком подходе является «ошибка перенесения свойств частного на целое». Пенсионные фонды уже давно предполагали, что они и другие держатели сбережений могут зарабатывать деньги посредством финансовых операций, не оказывая негативного влияния на экономику в целом.

До недавнего времени большинство пенсионных фондов США полагали, что они смогут получать доход в размере 8,5 процентов в год, удваиваясь менее чем за семь лет, увеличиваясь вчетверо за 13 лет и так далее. Это удачное допущение предполагало, что государственные и местные пенсионные фонды, корпоративные пенсионные фонды и пенсионные фонды профсоюзов смогут платить пенсионерам даже при минимальных новых взносах. Прогнозируемые нормы прибыли оказались намного выше, чем рост экономики. Пенсионные фонды воображали, что смогут расти просто за счёт увеличения стоимости финансовых требований при сокращающейся экономике за счёт увеличения процента, дивидендов и амортизации.

Эта теория — просто идея «фонда погашения» Ричарда Прайса в новой упаковке. Это — как если бы на сбережения можно продолжать начислять проценты и получать прирост капитала, не сокращая экономику. Но темпы финансового роста, превышающие способность экономики производить излишки, со временем должны стать хищническими. Финансиализация вторгается в экономику, навязывая меры жёсткой экономии и, в конечном итоге, принуждает к дефолтам, откачивая средства из кругооборота между производителями и потребителями.

В той мере, в какой новые банковские кредиты находят своё отражение в платёжеспособности должников в сегодняшних экономиках «мыльных пузырей», они делают это, вздувая цены на активы. Прибыль достигается не за счёт наращивания производства или роста доходов, а посредством заимствований для покупки активов, цены на которые растут в силу их завышения кредитами, созданными на более свободных и менее ответственных условиях.

Сегодняшние самоумножающиеся долговые накладные расхода поглощают прибыли, ренты, личные доходы и налоговые поступления в процессе, математика которого во многом сходна с математикой загрязнения окружающей среды. Эволюционный биолог Эдвард О. Уилсон демонстрирует, что беспредельный рост с экспоненциальной скоростью невозможен. Он приводит «арифметическую загадку пруда с лилиями. Кувшинка лилии помещается в пруд. Каждый день число кувшинок, а затем и всех её потомков удваивается. На тридцатый день пруд полностью покроют лилии, которые больше расти не смогут». Затем он спрашивает: «В какой день пруд был наполовину полон и наполовину пуст?» Ответ: «На двадцать девятый день», то есть за день до того, как половина лилий в пруду последний раз удваивается, заглушая его поверхность. Таким образом, экспоненциальный рост прекращается быстро.

Проблема заключается в том, что разрастание растительности в пруду не является продуктивным ростом. Это сорняки, перекрывающие кислород, необходимый рыбе и другим живым существам под поверхностью. Данная ситуация подобна тому, как долги выкачивают излишки экономики и даже «глушат» основные потребности экономики в инвестициях для пополнения капитала и поддержания основных потребностей. Финансовые рантье плавают на поверхности экономики, подавляя жизнь под ней.

Финансовые менеджеры не поощряют понимание таких расчётов общественностью в целом (или даже в академических кругах), но они достаточно наблюдательны, чтобы осознавать, что мировая экономика в настоящее время мчится к этому «последнему дню» перед крахом. Вот почему они забирают свои деньги и прибегают к безопасности государственных облигаций. Хотя краткосрочные казначейские векселя США приносят доход менее 1 процента, правительство всегда может просто напечатать деньги. Трагедия нашего времени заключается в том, что оно готово сделать это только для сохранения стоимости активов, а не для восстановления занятости или возрождения реального экономического роста.

Сегодняшние кредиторы используют свои доходы не для увеличения кредитования с целью наращивания производства, но для того, чтобы «обналичить» свою финансовую прибыль и скупить больше активов. Наиболее прибыльные активы — это земля и возможности получения ренты в монополиях на природные ресурсы, а также инфраструктурные монополии, позволяющие извлекать земельную ренту, ренту на природные ресурсы и монопольную ренту.

Неспособность экономики поддерживать начисление сложных процентов и растущие накладные расходы рантье в течение любого продолжительного времени лежит в основе современной политической борьбы. Споры идут о том, чьи интересы должны быть принесены в жертву перед лицом несовместимости финансового и «реального» путей экономического роста. Финансовый капитал превратил свою экономическую власть в политическую, чтобы повернуть вспять классическое стремление обложить налогом ренту на собственность, монопольную ренту и финансовый доход, а также сохранить инфраструктуру с потенциалом извлечения ренты в государственной собственности. Сегодня развитие финансов ведёт к тому, что налоговое бремя вновь переносится на рабочую силу и промышленность, в то время как банки и держатели облигаций получают финансовую помощь вместо списания ими долгов.