Мартин Ли - Фашизм: реинкарнация. От генералов Гитлера до современных неонацистов и правых экстремистов

Антипатию Науманна к 1789 году разделяли и теоретики «Новых правых», возглавивших идейное наступление на либерализм в Германии, начавшееся после окончания «холодной войны». Возникшие в «мёртвый сезон» неофашизма, немецкие «Новые правые» до падения Берлинской стены оставались достаточно маргинальным явлением. Затем, оживившись, они попытались покорить интеллектуальные высоты. Их основным рупором стал качественно издаваемый и хорошо финансируемый еженедельник «Молодая свобода» («Junge Freiheit»).

Основанный в 1986 году девятнадцатилетним Дитером Штайном (Dieter Stein), еженедельник «Молодая свобода» опубликовал несколько статей и интервью руководителя GRECE («Группа изучения европейской цивилизации») Алена де Бенуа. Однако германские «Новые правые» не соглашались с некоторыми из последних идей де Бенуа, в частности, о том, что классическое национальное государство не имеет будущего. Для них было принципиально важно искупление ультранационализма. Они хотели реабилитировать дискредитированных мыслителей Консервативной революции 1920‑х годов. Издание было полно мемориальных материалов, посвящённых Эрнсту Юнгеру, Карлу Шмитту, Освальду Шпенглеру и прочим антидемократическим идеологам, превозносившим языческие истоки немецкой культуры и содействовавшим приходу Гитлера к власти [647].

Для Штайна и других интеллектуалов «Новых правых» главным врагом всегда оставалось в первую очередь американское общество потребления, а не коммунизм. С крахом советского блока Соединённые Штаты стали единственным врагом — эта ситуация была очень благоприятна для «Молодой свободы», пытавшейся завоевать сердца и умы широких масс. Как и его фашистские предшественники времён Консервативной революции, он отвергал парламентскую демократию как чуждую форму правления и подчёркивал необходимость для немцев вновь открыть свою истинную идентичность, вспомнив о былой славе и ослабив связи с Западом.

Редакционные статьи Штайна в пользу независимой военной политики Германии с удовлетворением воспринимались руководством бундесвера. В нескольких случаях статьи из еженедельника перепечатывались немецкими военными изданиями. «Молодая свобода» также публиковала работы ультраправого историка Эрнста Нольте (Ernst Nolte), считавшего преступления Гитлера защитной реакцией на советский коммунизм [648].

Еженедельник «Молодая свобода» пользовался особой популярностью в немецких и австрийских университетах, где возрождались ультраправые студенческие общества, так называемые «братства» (Burschenschaften). Известные своим злобным национализмом, эти объединявшие исключительно мужчин содружества выпивох пропагандировали дуэли на саблях без защитных масок, оставлявшие отметины на многих практиковавших эту «мужскую» забаву. (Аналогичным образом получил своё увечье и Отто Скорцени.) По данным социолога Герхарда Шафера из Бремена, «заметное меньшинство членов Burschenschaften может быть отнесено к неофашистам». Некоторые из этих сообществ дуэлянтов оказывали материальную поддержку еженедельнику «Молодая свобода». Студенты, вступавшие в «братства», зачастую разделяли те же пангерманские воззрения, что и еженедельник «Молодая свобода», рекламировавшийся в Австрии как «газета для Австрии и остальной Германии» [649].

Штайн, однако, отрицал любые связи со скинхедами и неонацистами, даже невзирая на то, что некоторые редакторы еженедельника происходили из организаций, связанных с Михаэлем Кюненом. Практически ежедневно в Германии происходили нападения на иностранцев, но Штайн утверждал, что угроза неонацистского насилия сильно преувеличивается средствами массовой информации. «Немцы проявляют крайнюю сдержанность, не нападая на иностранцев», — уверял он [650].

Штайн также пытался дистанцироваться от неонацистского подполья, чтобы не подорвать усилия «Молодой свободы» по налаживанию связей с националистически мыслящими представителями политических и деловых кругов. Однако ему не удалось обмануть министра внутренних дел земли Северный Рейн — Вестфалия Герберта Шнора (Herbert Schnoor). «В отличие от правых экстремистов старого времени, я считаю “Новых правых” более опасными», — заявил он. Шнор предупреждал, что реакционно мыслящая интеллигенция пытается насадить авторитарную атмосферу в немецких студенческих городках. «Они действуют так умело, что человек даже не замечает, как попал в их сети, — заявлял Шнор. — Возможно, им удастся сдвинуть демократические партии вправо» [651].

Смущённый Штайн продолжал призывать к восстановлению Германии в границах 1937 года. «Германия — это Гулливер, с которого срезали путы, — говорил он. — Просто Гулливер ещё этого не заметил» [652].

Когда представителю правительства был задан вопрос об официальном германском календаре на 1993 год, он назвал его ошибкой, сделанной в спешке. Изданный и распространявшийся Министерством внутренних дел крупноформатный календарь представлял фото различных «немецких» городов — по одному на месяц. Однако два изображённых города находились в Польше, а третий был столицей только что ставшей независимой Эстонии. Несмотря на последовавшее веселье, сверху поступили указания не убирать вызвавший такую реакцию календарь из тысяч немецких школ и колледжей [653].

Инцидент с календарём вряд ли можно назвать аномалией для пережившей «холодную войну» Германии, где призывы к «исправлению границ» стали совершенно обыденным явлением. «Путешествуя по стране и беседуя с представителями низовых партийных организаций, понимаешь, сколь сильно там влияние “Новых правых”», — заметил депутат Бундестага от христианских демократов Фридберт Пфлюгер. Он признал, что в ходе многих проводившихся им встреч «поднимался вопрос о западной границе Польши и выдвигались требования о возврате Силезии и Восточной Пруссии». Высокопоставленные немецкие официальные лица достаточно спокойно говорили о «Центральной Германии», имея в виду территории бывшей коммунистической Восточной Германии. В телевизионном обращении к немецким студенческим сообществам Вольфганг Шойбле (второй человек после Коля и его явный преемник) заявил о территории, некогда бывшей «востоком Германии», что на самом деле «она находится в центре Германии». Продвигая эту опасную точку зрения, Шойбле и его коллеги поддерживали неонацистов, настаивавших, что земли к востоку от объединённой Германии принадлежат фатерланду [654].

В отличие от внепарламентских неонацистов, официальные лица Германии имели возможность подкрепить свои реваншистские рассуждения значительными финансовыми средствами. В начале 1990‑х годов федеральный бюджет Германии, отдельной позицией в котором указывалась «Центральная Германия» (Mitteldeutschland), подразумевавшая территорию бывшей ГДР, щедро выделял средства для «Союза изгнанных» (Bund der Vertriebenen), зонтичной организации с десятками филиалов, разделявшей мнение неонацистов о том, что Германия должна восстановить свои «истинные этнические границы». Они мечтали о «Великой Германии», которая охватит не только значительные территории на Востоке, но также немецкие анклавы во Франции, Бельгии, Австрии и североитальянском Южном Тироле [655].