Мартин Ли - Фашизм: реинкарнация. От генералов Гитлера до современных неонацистов и правых экстремистов

В попытке представить «Республиканцев» патриотами, не имеющими никакого отношения к неонацистам, Шёнхубер последовал путём, который, как представлялось, успешно применялся другими ультраправыми популистскими партиями Западной Европы. Он прикрыл расизм понятиями «этноплюрализма», подчёркивая необходимость защищать отдельную национальную идентичность в качестве условия сохранения уникальных особенностей различных культур. Глава «Республиканцев» также взял на вооружение «национально–нейтралистскую» позицию, попахивавшую политикой Отто–Эрнста Ремера. «Россия к нам ближе, чем Америка, и не только географически, — заявлял Шёнхубер. — В этом я следую заветам Бисмарка, считавшего, что ключ к успешному развитию нашего фатерланда лежит в хороших отношениях с Россией» [545].

И Шёнхубер, и Ремер признавали себя идейными последователями Бисмарка, однако отличались друг от друга по меньшей мере в одном критически важном аспекте — глава «Республиканцев» публично называл Гитлера преступником. Возможно, со стороны Шёнхубера это была своего рода прагматическая уступка, поскольку он понимал, что ностальгия по Третьему рейху не могла привести к успеху в современной Западной Германии. «Вероятность того, что Федеративная Республика будет побеждена тоталитарным врагом с легко узнаваемыми усиками и с любовью к коричневым рубашкам, крайне невелика, — говорил Шёнхубер. — Проверять на прочность боннскую республику второй Гитлер не придёт, образ фюрера уже не пленит людей. На его место придёт иной политик, соответствующий своему времени и его запросам. Эксперты смогут найти в этих двух персонажах в лучшем случае лишь отдалённое сходство» [546].

Согласно докладу Комитета Европарламента по расследованию случаев расизма и ксенофобии, «Республиканцы» на политической сцене представляли собой «лишь верхушку огромного ультраправого айсберга, существовавшего в Западной Германии». Популистское наступление Шёнхубера, недовольное ворчание фёлькиш–интеллигенции «Новых правых», рост подпольной армии Кюнена — все это было проявлением возрастающей политической силы ультраправых, которые оказывали совершенно очевидное давление на канцлера Коля и бывший у власти Христианско–демократический союз. Серьёзную озабоченность Коля вызывал тот факт, что многие из его прежних сторонников могут перейти в лагерь «Республиканцев» [547].

Важнейшим результатом деятельности «Республиканцев», по словам отчёта Европарламента, было «смещение вправо оси политических дискуссий в Западной Германии». Комитет по расследованию привёл несколько вызывающих беспокойство примеров, в том числе прошедший в августе 1989 года в Ганновере массовый митинг, в котором приняли участие три министра федерального правительства. Они поддержали реваншистские требования националистов, перемещённых из Силезии. Также упоминалось высказывание официального представителя правительства Ганса Кляйна (Hans Klein) о том, что Waffen SS были всего лишь «группой солдат, защищавших своё отечество». Комитет делал вывод, что подобные заявления со стороны популярных западногерманских политиков не подрывали популярности «Республиканцев», однако служили делу «легитимизации многих её идей в общественном сознании». Европарламент также с обеспокоенностью отметил, что, согласно ежегодному отчёту Федеральной службы по защите конституции Германии (Verfassungsschutz), число верных последователей фашистов в Боннской республике возросло с 22 тысяч в 1988 году до более чем 30 тысяч в 1989‑м [548].

Михаэль Кюнен осознавал, что политический ветер начинает разворачиваться в нужную для него сторону. Но ни он, ни кто–либо из его неонацистских последователей не мог себе даже представить, что со дня на день произойдёт событие, которое потрясёт весь континент. В ноябре 1989 года рухнула Берлинская стена. Два германских государства быстро объединились, а Советский Союз начал стремительно разваливаться. «В течение долгих лет мы практически ничего не могли сделать, — радостно заметил Отто Эрнст Ремер. — Затем все изменилось практически за ночь. Перед нами внезапно открылись перспективы, масштаб которых мы не можем даже представить» [549].

Вечером 9 ноября 1989 года в Берлине спонтанно вспыхнули народные гуляния. Молодые восточные и западные берлинцы взобрались на четырехметровый бетонный забор из плит, разделявший их город. Снимая витки колючей проволоки, ликующие незнакомые люди протягивали друг другу руки, помогая преодолеть ненавистное сооружение. Они обнимались, целовались, открывали шампанское и танцевали до утра. Сигналили автомобили, а веселящаяся толпа рекой лилась через Бранденбургские ворота. Среди праздновавших были канцлер Гельмут Коль и его близкий друг Гюнтер Штрассмайер, возглавлявший западноберлинское отделение Христианско–демократического союза Германии.

Пока во всем мире следили за телевизионными трансляциями торжеств, группа западногерманских скинхедов с нарукавными повязками с изображением свастики перебралась через стену и направилась на восток, не замеченная празднующей толпой. Это был своего рода намёк на то, с чем предстояло столкнуться в эпоху после «холодной войны», которая закончилась в тот судьбоносный вечер, когда Берлин вновь стал единым городом. Вскоре волна насилия прокатилась по всему фатерланду, став пугающим напоминанием о прошлом, которое, как считали многие, ушло безвозвратно. Дата фактической ликвидации стены имела и глубокое историческое значение — ведь она совпала с годовщиной «Хрустальной ночи» 1938 года. Кроме того, ровно за 15 лет до этого, 9 ноября 1923 года, Гитлер был арестован после неудавшейся попытки «Пивного путча».

После падения 155-километровой Берлинской стены произошло нечто бесповоротное. Воздвигнутая в 1961 году начинённая ловушками «полоса смерти» служила источником вдохновения для авторов шпионских романов и художников, расписавших стену разноцветными граффити и стихами. В попытках перейти через стену было убито не менее 255 человек. Руководитель восточногерманских коммунистов Эрих Хонеккер утверждал, что стена — это антифашистское заграждение, защищающее от западного империализма. В январе 1989 года он с уверенностью заявил, что Берлинская стена простоит на своём месте «ещё сто лет». В тот же самый месяц опрос общественного мнения показал, что, хотя большинство жителей Западной Германии теоретически поддерживали воссоединение, только 3% полагали, что оно сможет произойти в ближайшее время.

Однако к концу года тектонические плиты мировой геополитики начали вибрировать, и Берлинская стена рухнула. Последовавшие за этим эпохальным моментом толчки продолжали ощущаться по всему миру долгое время после того, как сама стена была по кусочкам распродана туристам и собирателям безделушек. При этом исчезли покрывавшие стену граффити, а среди них и пророческая фраза Олдоса Хаксли, предостерегавшая против фанатизма и узости взглядов: «Не существует единого средства от того, что порождено множеством причин» [550].