Дмитрий Орешкин - Джугафилия и советский статистический эпос

Ну да, денег мало, они слишком дороги. Условных апельсинов слишком много. Они дешевеют относительно дефицитной и вздорожавшей денежной массы. Экономический стимул к их производству исчезает. Производителю легче зарыть гниющие фрукты, чем тратиться на доставку в торговые сети, где их не купят, ибо денег нет… Ну, примерно как с генеральскими брюками. Лекарство, объясняет Кейнс, в новой эмиссии или в расходовании бюджетных накоплений государства для расширения спроса. Так (отчасти инстинктивно?) поступил президент Рузвельт, который во время Великой депрессии за казенный счет развернул обширную программу инфраструктурного строительства, расширил эмиссию, впрыснул в финансовую среду государственные накопления и помог американской экономике выбраться из ямы, открыв новый простор для частной инициативы.

Все эти буржуазные извращения народный теоретик Паршев опровергает одной «самоочевидной» и потому близкой широким массам фразой:

«Разговоры о том, что “не хватает денежной массы” — глупости. Для экономики ее всегда хватает» [60] Паршев А.П. Почему Россия не Америка: Книга для тех, кто остается здесь. М.: Крымский мост — 9Д, 2001. С. 169. .

Сказал как отрезал. Ибо был глубокий эконом, то есть умел судить о том, как государство богатеет, и чем живет, и почему не нужно золота ему, когда простой продукт имеет.

Как обильно все-таки наше Отечество на самобытные таланты! Беда в том, что в былые времена они читали Адама Смита, а начиная с 1917 г. — только недоучившихся революционных вождей.

Вопрос о необходимом и достаточном объеме эмиссии — один из самых тонких. Никто не гарантирован от ошибки. И — теоретически — вовсе не факт, что именно государство лучше всех умеет решать задачу выпуска новых денег. Сегодня все чаще говорят об альтернативных центрах эмиссии и специализированных «частных» (эмитированных не государством) деньгах. Теория Кейнса далеко не истина в последней инстанции. Поэтому в правовых государствах, достигших выдающихся экономических успехов, вопросами эмиссии занимаются органы, тщательно изолированные от исполнительной и законодательной власти. Чтобы у главного начальника не возникло соблазна напечатать побольше бумажек и таким образом «бесплатно» купить симпатии избирателей (которые поначалу будут рады, не слишком задумываясь о последствиях). Либо — если выборов нет или они под идеократическим контролем — «бесплатно» наштамповать себе побольше оружия и приобрести поддержку силового блока в расчете на последующую экспансию.

При вождизме-вертикализме все замыкается на вождя. Печатать дензнаки или нет, в конечном счете определяет условный Лукашенко, Бердымухамедов, Мадуро, Эрдоган или Ким Чен Ын. Теоретически не исключено, что кто-то из них займет здравую финансовую позицию. Но пока такое случалось редко — разве что Пиночет, Ли Куан Ю и до некоторой степени Дэн Сяопин. Обычно, если вертикаль не встречает системного сопротивления независимых институтов, дело кончается бурным романом с печатным станком и падением качества национальной валюты. При безудержном росте ее количества.

Подобные истории развиваются весьма стандартно. Популисты, захватывая власть, апеллируют к социальным низам. Получив контроль, стремятся сделать его абсолютным. Упрощают социальную, медийную, политическую и хозяйственную среду до уровня, где всем можно командовать из одного кресла. Если речь об экономике, то сначала идет грабеж богатеев. Когда богатеи кончились (это происходит на удивление быстро), вертикаль вынуждена переключаться на трудящихся. Главным образом в виде систематической недоплаты за труд. Расширенный «инфляционный налог» — одна из форм такой недоплаты. Вместо настоящих денег работник получает фантики, годные к применению лишь в замкнутой торговой системе Хозяина. Что Хозяин дал, то и съешь. Что на прилавок выбросил, то и купишь. Еще и в очереди постоишь, и спасибо скажешь.

Неограниченная эмиссия деревянных дензнаков (как и эмиссия популистских призывов и обещаний) дает вождю массу краткосрочных преимуществ:

• обнуляет финансовые ресурсы в руках классового врага, на что справедливо указывал еще Ленин;

• закрепляет позицию вертикали как монопольного собственника ресурсов, заказчика работ, работодателя и покупателя; никто другой не в силах предъявить платежеспособного спроса — деньги у него на руках сгорают быстрее, чем на руках хозяина печатного станка;

• сажает население на поводок: эмигрировать с деревянными деньгами — значит бежать нищим и голым. Лишенные накоплений люди вынуждены идти к вертикали с протянутой рукой — от нее жалованье, жилье и продуктовые талоны. Других источников жизнеобеспечения нет;

• легко конвертирует политическое владычество в экономическое: кто классово ближе, тот первый на раздаче; ему и свеженапечатанные пряники — покуда еще не остыли;

• обеспечивает дешевизну рабочей силы;

• помогает держать народ в голоде и остервенении, что полезно для победоносной экспансии и дальнейших революционных свершений.

Ни один из сколько-нибудь известных народных вождей, затеявших строить социализм, не избежал соблазна искупаться в теплых водах эмиссии. Войти туда легко и приятно — как вздыбить народные массы сказками про научно предсказанное светлое будущее. А выйти дьявольски трудно. Один из парадоксов политической экономии социализма состоит в том, что первым следствием перехода к деревянным деньгам становится нарастающая зависимость от чужой валюты. Вражеской, зато настоящей.

Экономика, ограниченная частным правом, производит конкурентоспособную продукцию и под нее печатает конкурентоспособные деньги — в пределах реального роста хозяйства. Она, может, и хотела бы выйти за пределы, но испытывает системное сопротивление среды, с которым вынуждена считаться.

Партийная вертикаль (как система тотального изъятия ресурсов) сопротивления не испытывает вообще: оно сломлено террором. Поэтому она от души производит оружие для себя и неконкурентоспособную дребедень для «обывателей». Да и то в ограниченном количестве. И, соответственно, печатает неконкурентоспособные фантики, на которые только эту дребедень и можно купить. Однако для производства оружия нужны настоящие станки и настоящий металл. То есть импорт. Поэтому переписка Сталина с окружением постоянно крутится вокруг чужих денег: что бы еще такое продать этим подлым буржуям, чтобы разжиться валютой?! Где бы перехватить валютный кредит? Свои советские деньги им неинтересны — это макулатура для трудящихся, ее можно напечатать сколько угодно. А вот импортные…

Секреты мобилизационной экономики