Иосиф Дискин - Альтернативы «российского прорыва»

Безусловно, привлекает вариант использования подхода, разработанного в нашей стране и, следовательно, в полной мере учитывающего отечественную специфику. Однако ранее проведенный автором обзор соответствующих подходов показал, что они скорее ориентированы на обличение, чем на объяснение [131]. В таких условиях построение объяснительной схемы через обращение к концепциям, предназначенным для решения качественно иной задачи, вряд ли возможно. Это обусловливает поиск иных концептуальных оснований.

Подход «сверху» предполагает рассмотрение ряда признанных современных теоретических подходов и последующий выбор одного из них.

Подход «снизу» исходит из требований к прикладной направленности объяснительной схемы, включая сюда и представленные выше требования к постановке проблем. Такой подход обусловливает выделение круга процессов, которые должны быть рассмотрены в рамках объяснительной схемы. Как представляется, к этому кругу процессов прежде всего должны относиться процессы, связанные с различными видами социальной, экономической и политической деятельности.

Поэтому объяснительная схема прежде всего должна быть сфокусирована на регулирующем воздействии ключевых факторов, определяющих характер рассматриваемых видов деятельности. Такой подход, помимо всего прочего, будет непосредственно корреспондироваться с задачами оценки регулирующего воздействия. Эти оценки сегодня выступают в качестве требования при подготовке проектов нормативных документов. Это требование позволяет установить связь между объяснительной «силой» схемы, с одной стороны, и обоснованностью разрабатываемых нормативных документов, с другой.

Как представляется, аналогичные требования должны предъявляться и к основополагающим документам программ и проектов, реализуемых в рамках «майского указа». Без этого оценка их реализуемости и эффективности становится гадательной. Однако, к глубокому сожалению, анализ паспортов национальных программ и проектов показывает, что в них отсутствует какая-либо аргументация того, каким образом предлагаемые меры обеспечивают реализацию поставленной цели. Это либо считается самоочевидным (хотя здесь имеются сомнения), либо налицо недостаточная проработка соответствующих важнейших документов.

Важным требованием к объяснительной схеме выступает устойчивость соответствующих трендов. Вряд ли можно представить себе объяснительную схему, способную детально представить флуктуации соответствующей деятельности. Это потребовало бы учета огромного числа факторов, обусловливающих многочисленные и разнородные флуктуации. Такое требование, как представляется, превышает современные возможности социальной науки. Это также противоречило бы и фундаментальным принципам неопределенности, связанным с непредсказуемостью хода процессов, обусловленной наложением и мультиплицированием разнородных факторов и рисков.

Скорее, можно выдвинуть альтернативные требования: соответствующая схема призвана представить среднесрочные, и если станет возможным, то и несколько более долгосрочные тренды. Это требование соответствует рассмотренным ранее представлениям о временном горизонте анализируемых альтернатив развития. В связи с этим следует отметить, что осуществляемая сегодня разработка социально-экономических прогнозов на срок до 50 лет вызывает самые серьезные сомнения как в своей теоретической состоятельности, так и в возможности использования их результатов в качестве основания для стратегии развития.

Соответственно, разработка объяснительной схемы предполагает фокусировку на относительно устойчивых параметрах социальной, экономической и политической деятельности.

Поэтому вызывает сомнение необходимость использовать целый ряд параметров, характеристики которых подвержены ситуативным колебаниям, включая сюда эмоционально-аффективные компоненты. К ним можно отнести и такой показатель, как уровень страхов относительно различного вида рисков и условий жизнедеятельности [132].

Несмотря на всю важность этого показателя и необходимость его учета при анализе и планировании политики на оперативном уровне, этот показатель недостаточно отвечает требованиям устойчивости на среднесрочном уровне.

В то же время понятны мотивы включения оценок «страхов» в качестве отправной точки для разработки объяснительной схемы. Они, безусловно, важны в качестве симптомов социальных неурядиц, коллизий и противоречий. Но здесь можно воспользоваться продолжением медицинской аналогии. Врачи от выявления симптома идут к постановке диагноза. Кстати, этот переход осуществляется на основе наличной объяснительной схемы, сформированной на основе фундаментальных исследований, подтвержденных клиническими испытаниями. При разработке объяснительной схемы «снизу» необходимо проделать аналогичный путь.

Важнейшим элементом оценки соответствия требованиям «снизу» является эмпирическая проверка соответствия рассматриваемых теоретических подходов российским реалиям, учет отечественной специфики. Удовлетворение этого, как представляется, разумного требования сужает предметные границы обсуждаемой схемы. Она не может ограничиваться спекулятивными построениями и требует эмпирической верификации. Соответственно, это обусловливает принадлежность схемы к теоретической социологии и отграничивает ее от философских и узкополитологических конструкций. Эта схема должна включать в себя также объяснение специфики отечественных социальных, экономических и политических процессов.

Подводя итоги, можно предложить логику, совмещающую оба подхода: и «сверху», и «снизу». Она основана на отборе признанных теоретических подходов (подход «сверху»), с одной стороны, и на критерии соответствия возможностей этих подходов требованиям подхода «снизу», с другой.

Рассмотренные выше требования к объяснительной схеме обусловливают достаточно ограниченный круг предметных научных областей, в рамках которых может строиться такая схема. Так, например, вряд ли возможно строить такую схему на основе сугубо философских представлений. В этих рамках трудно осуществлять эмпирическую верификацию, необходимую для соответствия требованиям оценки регулирующего воздействия. Также затруднительно ограничиваться методами эмпирической социологии, которые соответствуют требованиям эмпирической верификации, но с большим трудом интегрируются в более обобщенный анализ процессов, которые являются предметом нашего интереса.

Уже это противопоставление возможных предметных областей показывает, что искомой предметной областью выступает теоретическая социология. В пользу этого выбора говорит также то, что наиболее влиятельные объяснительные схемы, по сию пору оказывающие существенное влияние как на теоретиков общественного развития, так и на более широкие общественные круги, разработаны именно в рамках этой предметной области. Собственно, высокий авторитет К. Маркса, М. Вебера и затем, много позднее, и отчасти Э. Гидденса и Э. Валлерстайна, а также ряда других влиятельных теоретиков в большой мере обусловлен тем, что они разработали широко признанные объяснительные схемы, созданные на языке теоретической социологии [133].