Николай Блохин - Неурядицы в вечерних землях. Очерки политической философии христианского либерализма

С одной стороны, в коллективах, описанных Зиновьевым, есть «активисты», не имеющие формальных полномочий, но на деле играющие важную роль. Это люди, создающие «внутреннее общественное мнение коллектива», «распускающие слухи и сплетни», «составляющие негласные досье на каждого члена коллектива» 1 1 Зиновьев А. А. Коммунизм как реальность // Зиновьев А. А. Коммунизм как реальность; Кризис коммунизма. Москва, 1994. С.147. .

На другом полюсе в коллективе находятся отщепенцы, изгои, те, кого коллектив дискриминирует или даже выталкивает из себя. Зиновьев подчёркивает, что выталкивание каких-то людей на роль отщепенцев – это не случайность, но постоянно присутствующий и необходимый в функционировании коллективов феномен. «Поразительным, однако, является не то, что коллектив расправляется с отщепенцем, а то, что он с необходимостью выталкивает какого-то своего члена на роль отщепенца. <���…> Выталкивание подходящего человека в отщепенцы, одновременное стремление сделать его своим, затем – стремление дискредитировать и подавить его, наконец – исключение из общества, – все это суть необходимые элементы тренировки общества на монолитное единство» 2 2 Там же. С. 149—150. .

Итак, под неформальным руководством «активистов» коллектив сплачивается, расправляясь с «отщепенцами». Зиновьев видел в этой динамике не культурную особенность позднего советского общества, а универсальное свойство любого человеческого общежития, которое лишь отчасти сдерживается и подавляется институтами цивилизации (правом, религией и т.д.). Может показаться, что это слишком широкое обобщение. Однако интуицию Зиновьева можно подтвердить данными из совершенно других областей, о которых он сам, скорее всего, не знал и не думал.

Школьная психология разных стран за последние десятилетия накопила огромное количество наблюдений и сведений именно об этом феномене. «Коммунальные отношения» Зиновьева – это не что иное, как пресловутый буллинг.

«Исследования показывают, что от 10% до 30% детей и подростков вовлечены в буллинг, хотя оценки распространенности буллинга сильно различаются в зависимости от того, как именно производится измерение <���…> более того, буллинг – это не изолированное явление, характерное для отдельных культур. Большое количество исследований, проведенных в разных частях мира, свидетельствует, что буллинг распространен повсеместно» 3 3 Cook C. R., Williams K. R., Guerra N. G., Kim T. E., Sadek S. Predictors of Bullying and Victimization in Childhood and Adolescence: A Meta-analytic Investigation // School Psychology Quarterly. 2010. Vol. 25, №2. P. 65. .

Буллинг, по определению – это не просто конфликты между детьми и подростками, не просто агрессивное поведение. Это систематическая травля, причём травля слабых. «Асимметричное соотношение сил – вот уродливая суть и отличительная характеристика буллинга <���…> Превосходящая и принуждающая сила, с помощью которой более сильный агрессор нападает на более слабую жертву – вот что отличает буллинг от других форм агрессии» 4 4 Rodkin P. C., Espelage D. L., Hanish L. D. A Relational Framework for Understanding Bullying: Developmental Antecedents and Outcomes // American Psychologist. 2015. Vol. 70, №4. P. 317. .

«Слабостью», которая делает ребенка или подростка жертвой буллинга, могут оказаться разные вещи. В одних случаях это просто физическая слабость. В других – некоторая обособленность в группе, отсутствие разветвленной сети друзей-приятелей. Или же это может быть какая-то черта характера или какие-то личные обстоятельства, из-за которых именно этот человек будет особенно болезненно переносить нападки и насмешки и т. д. Может быть много различных вариантов – но во всех случаях речь идёт о какой-то уязвимости, о каком-то «слабом месте», делающем человека легкой добычей для тех, кто его травит 5 5 Ibid. P.317. .

Во многих случаях инициаторы травли используют буллинг, чтобы сплотить вокруг себя других детей/подростков. «Дети, занимающиеся буллингом, поощряют членов группы объединяться вокруг них, обозначать свою позицию, нападая на жертву, поддерживать сплоченность и единство их клики» 6 6 Ibid. P. 312. . При этом характерно, что буллингом могут заниматься весьма непохожие друг на друга субъекты. «В существующей литературе даются серьезно различающиеся описания тех, кто занимается буллингом: как легко взаимодействующих со своим окружением макиавеллистов <���…> или как трудновоспитуемых [лиц], с проблемным поведением и с нарушениями психического здоровья» 7 7 Ibid. P. 313. .

Эту двойственность часто описывают, говоря, что буллингом могут заниматься как «социально интегрированные», так и «социально маргинализированные» личности. Первые могут отличаться от своих сверстников «более высоким социальным интеллектом и социальным статусом», в то время как для вторых характерны, например, «проблемы с поведением», «антиобщественные черты личности», «подверженность давлению сверстников», «тревожность» и «депрессии» 8 8 Swearer S. M., Hymel S. Understanding the Psychology of Bullying Moving Toward a Social-Ecological Diathesis—Stress Model // American Psychologist. 2015. Vol. 70, №4. P. 345. .

Но буллинг не поддаётся объяснению, даже если сказать, что заниматься им склонны личности не одного, а двух разных типов. Как инициатор / организатор травли, так и жертва травли – это не типы личности, а социальные роли. Один и тот же человек может играть разные роли в разные периоды времени или даже в одно и то же время, но в разной ситуации. «…те, кто регулярно занимается буллингом и те, кто регулярно оказываются жертвами – это две наименее стабильные подгруппы, и в течение школьных лет учащиеся играют в ходе буллинга разные роли <���…> что касается различий в ситуации, то, например, учащийся может быть жертвой буллинга со стороны одноклассников в школе, но дома подвергать буллингу своих братьев или сестер» 9 9 Ibid. P.344. .

В общем, буллинг – это не индивидуальная психопатология, а социальное отношение, социальная практика, к которой могут прибегать разные люди с разными целями. Его можно использовать, чтобы сплачивать группу вокруг себя, а можно – чтобы повышать свою самооценку.

Но что делает такую практику вообще возможной? Чтобы использовать вражду, для той или иной цели, нужно, чтобы вражда сначала возникла. Трудно не ощутить, что в буллинге есть нечто вызывающе иррациональное. Мы привыкли думать, что для серьезной, продолжительной вражды нужны серьезные причины; что если уж люди враждуют, то, вероятно, их интересы столкнулись в борьбе за какой-то ценный ресурс. Между тем, для начала буллинга вовсе не требуется, чтобы жертва была соперником инициатора травли, в каком бы то ни было отношении. Как мы видели, единственное, что требуется – это слабость жертвы, делающая её лёгкой добычей.