Николай Блохин - Неурядицы в вечерних землях. Очерки политической философии христианского либерализма

Во-вторых, здесь должна быть некая практика, интерпретируемая как участие в сражении между добром и злом, описанном в базовом нарративе. Включаясь в эту практику, люди направляют свою враждебность против сил зла, обозначенных базовым нарративом, и переживают чувство общности с другими участниками борьбы.

В-третьих, здесь должны быть духовные наставники – знатоки базового нарратива и распорядители практики. Они могут называться и выглядеть по-разному. Это могут быть священнослужители или другие учителя, апеллирующие к религиозному авторитету. Это могут быть «властители дум», как это называлось в XVIII веке, партийные вожди, как это бывало в XX веке, «публичные интеллектуалы», «лидеры общественного мнения», как это бывает сейчас. В любом случае, они должны владеть искусством соотнесения человеческих действий, совершаемых здесь и сейчас, с базовым нарративом. Смысл этого соотнесения в том, чтобы люди давали выход своей враждебности и испытывали чувство общности именно тогда, когда они в этом наиболее нуждаются – но, чтобы для них самих действия, совершаемые здесь и сейчас, выглядели как участие в борьбе, описанной базовым нарративом.

Полагаю, что именно механизмы регулирования коллективной враждебности, включающие в себя эти три элемента, имеет смысл называть «идеологиями». Материал для своих нарративов идеология может брать везде, где найдёт. Она может использовать мировоззрение, основанное на той или иной форме обыденных знаний о мире. Она может использовать философское умозрение, религиозный опыт, научные или квазинаучные концепции. Но сама она не сводится ни к обыденному знанию, ни к науке, ни к квазинауке, ни к религии, ни к философии. Идеология – это именно механизм обуздания и управления коллективной враждебностью.

Сдерживая и направляя коллективную враждебность, идеология играет огромную цивилизующую роль – именно она создаёт любые человеческие сообщества, превосходящие по численности малые семейно-родственные или соседские группы. Общность, порождаемая сексуальной связью, общность родства, соседства, дружбы, делового партнёрства – все эти общности по самой своей природе охватывают лишь небольшой круг лично знакомых людей. Идеология же порождает чувство общности у совершенно разных и не знакомых лично людей, если только они участвуют в борьбе одного и того же добра с одним и тем же злом.

Вызывая это чувство общности, побуждая чужих людей, не связанных друг с другом никакими личными отношениями или интересами, относиться друг к другу, как к «своим», идеология делает возможным такое явление, как мораль.

Вместе с тем, поскольку идеология ещё и порождает власть распорядителей ритуала / знатоков нарратива / духовных наставников, есть все основания назвать её древнейшим и наиболее универсальным механизмом порождения власти.

Конечно, в человеческой истории разворачиваются и другие процессы, ведущие к установлению власти. Прежде всего, это процесс профессионализации военного дела, благодаря которому значительная сила сосредоточивается в руках предводителей профессиональных военных отрядов. Одни только идеологические механизмы, в отсутствие профессиональных военных отрядов, не способны создать то, что называется «государством».

Однако и в отсутствие идеологического механизма государства тоже не могут возникнуть и существовать. Профессиональные военные отряды – это тоже человеческие сообщества. Поэтому они тоже нуждаются в идеологических механизмах, чтобы поддерживать сплоченность и иерархию хотя бы внутри себя. А без внутренней сплоченности и иерархии они не смогут устойчиво господствовать над более широкими сообществами.

К сожалению, американский историк и публицист Энтони Саттон известен в большей степени по своим поздним произведениям, когда он стал писателем-конспирологом, а не по ранним, в которых он ещё выступал в качестве академического учёного. Однако именно в ранний период творчества он написал серьезное и глубокое исследование советской экономической истории 16 16 Sutton A. C. Western Technology and Soviet Economic Development: Three-volume series. Standford, California, 1968—1973. .

Этот трёхтомный трактат интересен в первую очередь тем, что автор собрал и обобщил огромный эмпирический материал, демонстрирующий, что западное содействие (проектирование и промышленное строительство по заказам советской власти, продажа оборудования, продажа технологий, обучение персонала, экспертное сопровождение работы предприятий и т.п.) сыграло решающую роль в советской индустриализации.

Рассматривая отрасль за отраслью, Саттон показывает, что высокие темпы роста в период 1928—1955 гг. коррелируют с высоким уровнем западного технологического содействия. И наоборот, низкие темпы роста коррелируют с низким уровнем западного технологического содействия 17 17 Sutton. A. С. Western Technology and Soviet Economic Development 1930 to 1945. Second volume of a three volume series. Standford, California, 1971. P. 330—339. .

Но работа Саттона интересна не только и, осмелюсь даже сказать, не столько этим. Не менее важно, что это исследование показывает, как конкретно «работает» – то есть, интерпретирует эмпирический материал и сама подтверждается этим материалом – экономическая теория.

Как станет видно ниже, Саттон обнаруживает, что с помощью импорта и копирования западной продукции, западных технологий, западного оборудования, западных производственных процессов, советская власть обходила в точности те барьеры, которые непреодолимы для плановой экономики из-за её неспособности аккумулировать и применять «рассеянное знание» 18 18 Хайек Ф. А. Индивидуализм и экономический порядок. Челябинск, 2011. С.186—188. .

Исследование Саттона подчеркивает именно ту сторону аргумента о рассеянном знании, которой порой уделяется меньше внимания. Чтобы пояснить это, нужно со всей возможной краткостью напомнить содержание аргумента – или хотя бы тех его аспектов, которые важны для понимания советской истории.

Для удобства изложения выделю в аргументе о «рассеянном знании» две стороны: (1) проблему бутылочного горлышка и (2) проблему метода проб и ошибок.

Допустим, что в социалистической стране есть центральный планирующий орган. Допустим также, что он способен собрать всю информацию о наличных ресурсах и все заявки потребителей. Собрав эти сведения, он сможет запланировать производство уже известных товаров и услуг с помощью уже известных технологий (в реальности будут сложности и с этим – но, ради простоты изложения, это можно сейчас опустить).

Однако центральный планирующий орган, будь его руководители хоть семи пядей во лбу, не может запланировать производство ещё не придуманных товаров и услуг с помощью ещё не изобретенных технологий и способов организации производства. У планирующих инстанций не просто нет информации об этих товарах, технологиях, способах – они даже и не знают, у кого эту информацию запрашивать. Будущие изобретатели и разработчики сами не знают заранее, что у них получится, и получится ли что-нибудь стоящее. Тем более, этого не может знать никто другой.