Алексей Громыко - О насущном. Европа и современный мир

Однако даже если это когда-либо и произойдёт, такая финальность мало связана с циклами стабильности и нестабильности. Большие идеи прошлых веков к концу XX столетия, возможно, и пришли к некому симбиозу, но это не уберегло новый век от потрясений, которые разворачиваются на наших глазах.

Классическая формационная теория на стыках формаций ставила на пьедестал социальные революции. Структурные изменения МО также сопровождались и продолжают сопровождаться продолжительными всплесками насилия [9] О соотношении формирования полицентричности и нестабильности см.: Внешнеполитическая и дипломатическая деятельность РФ в 2014 г. Обзор МИД России. М., 2015. С. 3. . Рамочное обустройство новых механизмов отношений между государствами – упомянутые выше международные встречи и договоры, а до них и Вестфальский мир 1648 г., ставили точку (точнее, многоточие) после долгих отрезков войн и противоборства. Государствам ещё ни разу за историю их взаимодействия не удавалось пройти через переформатирование МО без применения в отношении друг друга, прямо или косвенно, грубой силы. Последняя применялась регулярно и в ходе «благополучных фаз», но с меньшей степенью интенсивности. Даже эйфория после окончания холодной войны не смогла переломить этот печальный закон истории. Грубая сила, вопреки завышенным ожиданиям о грядущем верховенстве силы «мягкой», быстро вернулась в международную повестку дня.

Фундаментом циклов МО является экономика, но не только она их определяет. Это и цивилизационно-культурный, и религиозный, и ценностный факторы. Их переплетение создаёт фундамент для надстройки – структур и механизмов, а также человеческого, субъективного фактора, с помощью которых на каждом последующем этапе истории МО выстраивается новая иерархия государств и их альянсов, а теперь и негосударственных игроков. После Вестфальского мира МО опирались на принцип государственного суверенитета, который после Венского конгресса был дополнен принципом концерта держав. Ялта и Потсдам привнесли в МО, благодаря ООН, принцип международного права и легитимности, а позже к нему, в ядерный век, добавился принцип гарантированного взаимного уничтожения. Обращает на себя внимание, что череда смены циклов МО имеет накопительный характер, когда прежняя модель всецело не отмирает, а частично «переливается» в новую.

Надстройка МО – не политическая в прежнем идеологическом понимании, так как политика уже давно не является ни сугубо капиталистической, ни социалистической, ни исключительно какой-либо другой. Так, «коммунистический» Китай (с его масштабным использованием рыночных отношений) – уже давно фигура речи, как и «капиталистические» Соединённые Штаты, не говоря уже о западноевропейских государствах с их массированным использованием государственного регулирования [10] О сочетании идеологии и политики см., напр.: Кременюк В. А. Уроки холодной войны. М.: Аспект Пресс, 2015. С. 300‒301. .

История МО сопровождается не только цикличностью насилия, но и цикличностью шаблонов региональных и мировых конфигураций силы. Например, отчётливо прослеживается цикличность многополярности [11] О цикличности глобальной многополярности см., напр.: Blagden D . Global multipolarity, European security and implications for UK grand strategy: back to the future, once again // International Affairs. 2015. March. P. 333‒350. и как её составляющей – европоцентризма, который, казалось, ушёл в прошлое с установлением биполярного мира в 1945 г., затем, в 1990-х гг., возродился как ожидание и даже как предвкушение, и вновь стал уходить в тень на рубеже двух первых десятилетий XXI в. Особенно ярко это проявилось с новой кризисной волной (своего рода «девятым валом») – на этот раз миграционной, захлестнувшей ЕС в 2015 г. вслед за кризисами экономической и социально-политической природы. Иной ритм «взлётов и падений», например, у Китая, развитие которого уже длительное время представляет собой возрастающую кривую.

Россия на этом фоне находится в зоне неопределённости. Насколько окажется устойчив ещё недавно уверенный тренд укрепления её позиций – зависит он целого ряда условий, прежде всего человеческого фактора, качества государственного управления, международной конъюнктуры и, в конце концов, благоприятного стечения обстоятельств.

Можно говорить и о цикличности процессов по уплотнению и ослаблению «ткани» международных отношений. Глобализация, понимаемая в широком смысле, шествовала по планете последние несколько столетий. На этом пути откаты в построении «большой деревни» (пиковые – в годы двух мировых войн) сопровождались компенсационным, а затем и поступательным движением вперёд. К началу нового столетия мир впервые в истории стал истинно глобальным, особенно в рыночном понимании. Однако новый переходный период МО вновь возродил процессы разукрупнения, на сей раз – в виде элементов деглобализации [12] О рисках несущих механизмов глобализации см.: Портанский А. П. Многосторонняя торговая система и перспективы её реформирования / Библиотека ИМЭМО. М., 2015. .

Выражением этого стали, например, экономические санкции против России и контрсанкции, лоббирование проектов сверхбольших зон свободной торговли с одновременным оттеснением от них нежелательных геополитических конкурентов (например ТТИП и TТП). Одновременно с этим процессы региональной интеграции, которые до недавнего времени рассматривались как комплементарные в отношении самой глобализации, теперь всё чаще предстают в терминах противопоставления, что наглядно показал украинский кризис.

Другой характеристикой нового времени становится каскадное развитием МО – своего рода переливание проблем из области внутренней политики во внешнюю, и наоборот, из одной области международных отношений в другие. Так, возрастающие трудности во внутреннем развитии ряда постиндустриальных стран мира, включая западноевропейские, сыграли свою роль в углублении нескольких региональных кризисов, включая иракский, ливийский, йеменский, сирийский. В свою очередь ливийский кризис привёл к ухудшению ситуации в ряде прилегающих к Ливии африканских государств, сирийский кризис – к ухудшению на определённом этапе отношений между Россией и Турцией, а в целом появление «арки нестабильности» от Ливии до Афганистана вылилось в миграционный кризис для всей Европы. Развитие череды кризисов по периферии Европы было и функцией борьбы государств за региональное влияние, что особенно проявилось в противостоянии Ирана и Саудовской Аравии.

В то же время элементы внешнеполитического сотрудничества между государствами могут способствовать положительным сдвигам в их собственных взаимоотношениях, что показало успешное завершение переговоров по иранской ядерной программе или элементы сотрудничества России с рядом стран в борьбе с так называемым «Исламским государством».