Янис Варуфакис - Взрослые в доме. Неравная борьба с европейским «глубинным государством»

Эптон Синклер однажды сказал: «Трудно заставить человека что-то понять, когда его зарплата зависит от того, что он этого не поймет» [25] Цитата из предвыборной речи 1930-х годов (писатель баллотировался на пост губернатора Калифорнии). Экономист П. Кругман в своих работах приписывает это высказывание публицисту Г. Менкену, но, вероятно, налицо некая путаница, поскольку Менкену принадлежит схожее по смыслу высказывание: «Не следует спорить с человеком, работа которого в том, чтобы его нельзя было переубедить». . В нашем случае доходы и богатство греческого правящего класса зависели от того, что они не будут признавать факта банкротства Греции. Если каждому мужчине, женщине и ребенку нынешнего поколения, а также следующего, придется брать необеспеченные кредиты, чтобы поддерживать отношения греческих олигархов с иностранными банкирами и правительствами, значит, так тому и быть. Их не убеждали никакие аргументы, никакие призывы вспомнить об интересах остальных 99 % греческого населения. Но чем старательнее они игнорировали тревожные признаки и факты, тем больше я ощущал себя обязанным предупредить наших сограждан о том, что кредиты, которые истеблишмент берет от их имени, ради спасения от банкротства, лишь усугубляют положение и, как следствие, ввергают Грецию в долговую кабалу. Друзья и коллеги говорили, что, возможно, я прав в своих прогнозах, но все-таки не стоит публично рассуждать о банкротстве. Не будучи прирожденным политиком, я отвечал словами Джона Кеннета Гэлбрейта: «В политике бывают времена, когда ты на правильной стороне, но проигрываешь». Я и не догадывался, насколько пророческой окажется эта цитата.

Что ж, я продолжал бороться в одиночку, продолжал призывать страну признать банкротство, чтобы избежать работного дома, который был ей уготован, если она не пожелает смириться с очевидным. В феврале 2010 года по национальному телевидению я сказал, что проблема всех продлеваемых кредитов в том, что, как в игре, когда под музыку пересаживаешься со стула на стул, рано или поздно музыка обрывается. В данном случае это будет тот момент, когда беднейшие европейцы, чьи налоги и льготы идут на финансирование кредитов, вскричат: «Хватит!» Но к тому времени мы станем намного беднее, намного обремененнее долгами – и наши соседи нас возненавидят. В апреле 2010 года, за месяц до выделения кредита, я опубликовал подряд три статьи. В первой из них, от 9 апреля, под названием «Банкроты ли мы?», утверждалось, что, если государство продолжит притворяться стабильным, благодаря полученным займам греков ожидает «самое зрелищное банкротство семей и предприятий в нашей послевоенной истории». Но вот если государство сознается в банкротстве и вступит в переговоры с кредиторами, большую часть долгового бремени мы разделим с теми, кто несет ответственность за наши долги, то есть с банками, что предавались хищническому кредитованию до 2008 года.

Ответ истеблишмента был простым и однозначным: если наше правительство пожелает реструктуризировать долг, Европа, недолго думая, выкинет нас из еврозоны. Мое возражение на это тоже было простым и очевидным: такой шаг приведет к разрушению банковских систем Франции и Германии, а также самой еврозоны. Они никогда этого не сделают. Но даже если сделают, какой смысл состоять в валютном союзе, уничтожающем экономики своих членов? Словом, в отличие от тех противников евро, которые воспринимали кризис как возможность добиться «Грексита», моя позиция заключалась в том, что единственный способ сохранить стабильность еврозоны есть сопротивление директивам ее институтов.

Менее чем за десять дней до подписания кредитного соглашения я сделал еще два залпа по правительству. 26 апреля в статье под названием «Последнее танго Европы» я сравнил усилия нашего правительства по привлечению кредитов с усилиями сменявших друг друга правительств Аргентины, которые стремились через крупные долларовые займы от МВФ обеспечить паритет своей валюты с американским долларом достаточно долго для того, чтобы богачи и корпорации успели ликвидировать свои аргентинские активы, перевести поступления в доллары и переправить их на Уолл-стрит – затем же экономика и валюта рухнули, а накопленный долларовый долг попросту придавил к земле несчастное население Аргентины. Через два дня я выпустил статью, название которой говорило само за себя: «Преимущества банкротства».

Спустя пять дней кредитное соглашение было подписано. Премьер-министр, выбрав идиллический остров в качестве фона для своего обращения к нации, восхвалял этот шаг как второй шанс Греции, доказательство европейской солидарности, основу для восстановления нашей экономики, бла-бла-бла. На самом же деле это была фактическая измена, а страна получила общий билет в работный дом.

В сентябре 2015 года, когда мое пребывание в должности министра завершилось, я впервые появился в программе Би-би-си «Вопрос времени», которую снимали в студии со зрителями в Кембридже. Ведущий шоу Дэвид Димблби представил меня как чемпиона Европы по борьбе с экономией; это было открытое приглашение к дискуссии, обращенное к молодому человеку из числа зрителей, приверженцу философии экономии и бережливости. «Экономика очень проста, – заявил он. – У меня в кармане десять фунтов. Если я выйду на улицу и куплю три пинты пива в Кембридже, то фактически стану занимать деньги. Если продолжу в том же духе, тогда деньги у меня кончатся, и я разорюсь. Все просто».

Одна из величайших загадок жизни – во всяком случае, моей жизни – заключается в том, насколько обычные люди восприимчивы к этой жуткой логике. По сути, личный финансовый опыт нисколько не помогает разобраться в управлении государственными финансами, что я и объяснил в ответ. «Каждый человек может похвастаться замечательной независимостью расходов и доходов. Так что, когда вы урезаете свои расходы, ваш доход не страдает. Но вот если целая страна начнет ужиматься и экономить, ее совокупный доход станет снижаться».

Причина в том, что на государственном уровне общие расходы и доходы принципиально равны, поскольку все полученное берется из трат кого-то другого. Поэтому, если каждый человек, каждый бизнес в стране начинает экономить, государство ни в коем случае не должно сокращать свои расходы. Если же это произойдет, резкое падение общих расходов приведет к столь же резкому падению государственного дохода, а последнее, в свою очередь, обернется снижением налоговых поступлений в казначейство и к достижению собственной цели жесткой экономии: к постоянно сокращающемуся государственному доходу, который делает невозможным погашение текущего государственного долга. Вот почему аскетизм – это абсолютно неправильное решение.