Рауль Ванейгем - Трактат об умении жить для молодых поколений (Революция повседневной жизни)

Индивидуальные линии выживания пересекаются, сталкиваются и сочетаются. Каждая устанавливает пределы перед свободой других, проекты аннулируют друг друга во имя собственной автономии. Такова основа геометрии фрагментарной власти.

Люди верят, что живут в этом мире, и фактически распределяются в одной перспективе. Уже не в одновременной перспективе первобытных художников, но в рациональной перспективе Возрождения. Взгляды, мысли, действия, с трудом избегают притяжения приказывающей им и правящей их удалённой и удаляющейся точки; расставляющей их по местам в общем спектакле. Власть это величайший урбанист. Она фрагментирует частное и общественное выживание, она закупает по низкой цене пустующие земли, допуская строительство только в соответствии со своими нормами. Она сама строит для того, чтобы экспроприировать у каждого его собственную шкуру. Она строит с тяжеловесностью, которой завидуют строители её городов, превращающие старинные обиталища святой иерархии в зоны менеджеров, кварталы служащих и рабочие районы (как Муран).

Переустройство жизни, преобразование мира: одна и та же воля.

Реальность сегодня заключена в метафизике как когда—то она была заключена в теологии. Способ видения, навязанный властью, «абстрагирует» посредничество от его изначальной функции, которые заключаются в продлении переживаемых потребностей в реальности. Но посредничество никогда не теряет фактического контакта с жизнью, оно сопротивляется притяжению авторитарного лагеря. С точки сопротивления хорошо обозревается субъективность. До сих пор, метафизики лишь организовывали мир, который можно изменить лишь наперекор им (1). Царство гарантированного выживания медленно подрывает веру в необходимость власти (2). Так объявляется растущее отрицание тех форм, что правят нами, отрицание их властвующего принципа. (3) Радикальная теория, единственная гарантия последовательности этого отрицания, распространяется в массах постольку, поскольку она развивает их спонтанную, творческую созидательность. «Революционная» идеология является теорией, усвоенной начальниками — Слова существуют на границе между волей к жизни и её подавлением; их польза определяет их смысл; история контролирует способы её использования. Исторический кризис языка является знаком возможного преодоления в сторону поэзии действия, в сторону большой игры знамениями (4)

Что это за тупик, в котором я могу лишь потеряться в поисках самого себя? Что это за экран, отделяющий меня от самого себя под предлогом моей защиты? И как мне найти себя в этой рассыпающейся мозаике, из которой я состою? Я двигаюсь вперёд в сторону не знаю какой неуверенности в том, что я когда—либо познаю себя. Вся эта тропинка словно бы уже лежит передо мной, словно мои мысли и эмоции укладываются в контуры ментального пейзажа, который они думают, что создают, но который на самом деле моделирует их. Абсурдная сила — тем более абсурдная, что она записана в рациональности мира и кажется неопровержимой — заставляет меня прыгать без остановки чтобы достичь твёрдой почвы, которую мои ноги и не думали оставлять. И благодаря этому бесполезному прыжку к самому себе, моё настоящее ускользает от меня; чаще всего я живу в отрыве от настоящего себя, в соответствии с ритмом мёртвого времени.

Удивительно насколько мало, на мой взгляд, люди видят как мир принимает, в определённые эпохи, формыгосподствующей метафизики. Вера в Бога или дьявола, настолько эфемерная сама по себе, превращает призраки и того, и другого в живую реальность как только коллектив начинает их считать настоящими достаточно для того, чтобы вдохновлять тексты его законов. Точно так же, глупое различие между причиной и следствием смогло править обществами, в которых человеческое поведение и общие феномены были изучены в терминах причины и следствия. И всё же сегодня до сих пор, человек не должен недооценивать аномальной дихотомии между мыслью и действием, теорией и практикой, реальным и воображаемым… Эти идеи являются организационными силами. Мир лжи — это реальный мир, в котором убивают и гибнут убитыми, лучше не забывать об этом. Хорошо иронизировать о загнивании философии, современным философам со знающей улыбкой, прикрывающей посредственность мысли: они знают по крайней мере, что мир всё ещё остаётся философской конструкцией, великим идеологическим конфузом. Мы выживаем в метафизическом пейзаже. Абстрактное и отчуждающее посредничество, отдаляющее меня от самого себя ужасно конкретно.

Кусок Бога, пожалованный человеку, Милосердие, пережил самого Бога. Оно стало светским. Оставив теологию ради метафизики, оно осталось инкрустированным в индивидуального человека, подобно провожатому, роду внутреннего правления. Когда фрейдистский образный ряд вешает чудовище Сверх—я над дверью я, он не столько поддаётся соблазну излишнего упрощения, сколько отказывается продолжать поиск дальше — в социальном происхождении ограничений. (Что хорошо понял Райх). Из—за того, что люди отделены не только друг от друга, но и от самих себя, ими может править угнетение. Что отделяет их от себя и ослабляет — это фальшивые связи, объединяющие их с властью, укреплённой благодаря этому и избранной ими в качестве защитника, в качестве отца.

«Посредничество», сказал Гегель, «это тождественность самому—себе—в–движении». Но в движении можно утратить себя. И когда он добавляет: «это движение умиранияи становления», нет ни одного слова, которое можно было бы изменить, чтобы радикально изменился смысл в соответствии с перспективой, в которую помещены эти слова: перспективой тоталитарной власти или тотального человека.

Посредничество, избежав моего контроля, становится ещё одним шагом к отчуждению и бесчеловечности, который тащит меня по пути, в который я не верю. Энгельс справедливо продемонстрировал, что камень, как фрагмент природы, чуждый человеку, стал человеческим, как только он стал продолжением его руки и начал служить ему в качестве орудия (причём, камень в свою очередь очеловечил руку гоминида). Но как только орудием овладевает мэтр, патрон, коммиссия по планированию, руководящая организация, оно утрачивает своё значение, отвлекая действия того, кто их использует их в сторону чужих целей. То, что верно в отношении орудий труда, верно в отношении всех видов посредничества.

Точно так же как Бог правил Милосердием и консультировал его, магнетизм правящего принципа притягивает к себе наибольшее количество видов посредничества. Власть — это сумма отчуждённых и отчуждающих посредничеств. Наука ( scientia theologiae ancilla) осуществила преобразование божественной лжи в руководство по эксплуатации, в организованную абстракцию, возвращая этому слову его этимологическое значение, ab—trahere, вытаскивать наружу.