Сергей Кургинян - Суд времени. Выпуски № 01-11

Сванидзе:Мы объявляем небольшой перерыв, после чего мы продолжаем процесс.

Сванидзе:В эфире Суд Времени. Возвращаемся в зал заседаний. В этой части слушаний прошу стороны ответить на следующий вопрос: эпоха перестройки — это время расширения информации по делу Тухачевского или это время активизации мифотворчества?

Слово предоставляю стороне обвинения. Прошу, Сергей Ервандович.

Кургинян:Никоим образом никогда я лично не буду говорить о том, что Хрущев не открыл какие-то архивы и не восстановил честное имя многих людей.

Сванидзе:Мы уже не о Хрущеве, Сергей Ервандович.

Кургинян:То же самое о перестройке. Никоим образом я не могу сказать, что некоторые документы или некоторые массивы информации не были выплеснуты наружу и это не является правдой. Чем больше возникает документов, больше каких-то аспектов возникает новых, тем лучше. В этом смысле, слава Хрущеву и слава перестройке постольку, поскольку она открывала новые документы.

Но! Беда-то вся заключается в том, всё это происходило по принципу неравномерной подачи информации. Или, как говорят в таких случаях, «фильтрации базара». Что-то говорится, причем активно, бездоказательно, очень настойчиво, а что-то утаивается.

Вот когда одно говорится, а другое утаивается, то в сознании возникает не правда, а ложный миф. Сначала это был миф о белом и пушистом. Но миф о белом и пушистом эпохи Хрущева, что вовсе не отменяет для меня заслуг Хрущева по реабилитации людей. Его вина — в создании этих мифов.

Но эти мифы действовали, пока был Ленин. Что сделала перестройка? Перестройка, с одной стороны, повторила очень насыщено и активно всё то, что говорили до этого, и одновременно с этим она демонтировала образ Ленина. Т. е. полностью уничтожила какую-либо логику в происходящем. Поехала крыша, и сквозь эту поехавшую у людей крышу начала фильтроваться и просачиваться в сознание та информация, которую давно изготовляли белые, причем в самом радикальном, ненавидящем всё виде. В этом смысле она оказалась ядом для сознания. Не восстановлением исторической истины. Как говорил маркиз де Поза Филиппу Второму: «Сир, дайте человеку свободу мысли!» Очередным порабощением этой мысли, созданием новых мифов, о которых теперь приходится освобождать общество.

Повторяю: государство это средство, с помощью которого народ длит и развивает своё историческое предназначение. Если нет истории во всей её сложности, то нет государства и нет народа, который может твердо стоять на ногах.

В этом смысле перестройка создала ещё больший вред с точки зрения образов. Это не значит, что она не открыла кусков правды.

Сванидзе:Ещё больший вред чем что?

Кургинян:Хрущев извратил в одну сторону. Перестройка это добавила и нас увели с магистральной дороги разума.

Сванидзе:Я правильно Вас понимаю, что нам нужно возвращаться к истокам, т. е. к Ленину?

Кургинян:Нет, нет. Вы иронизируете и это Ваше право!

Сванидзе:Конечно, иронизирую. Я просто пытаюсь уточнить Вашу позицию.

Кургинян:Нет, нет. Я хочу сказать о том, что нам надо возвращаться к той подлинности, глубокой настоящей подлинности нашей истории, которой не было и нет. От которой нас уводили сначала в одну сторону, потом в другую, третью. Народ рвется туда. В конце концов в Гренобле есть Институт Робеспьера и никому от этого ни хорошо, ни плохо.

Сванидзе:Время истекло, Сергей Ервандович.

Кургинян:Мы должны ни проклинать, ни прославлять, а понимать.

Сванидзе:Я понял Вашу позицию, спасибо. Леонид Михайлович, прошу Вас.

Млечин:Сторона защита выражает сочувствие стороне обвинения, которая всё время оказывается во власти каких-то мифов и страшно страдает. Мы хотим внести свой вклад в освобождение от мифов, чтобы как-то помочь стороне обвинения.

Можно ли попросить документ, на котором изображена страница из показаний Тухачевского?

Сванидзе:Прошу вас, доказательство стороны защиты.

Млечин:Мы представляем этот документ в связи с заявлением стороны защиты о том, что раз Тухачевский признал, что он заговорщик, то точно преступник.

Юля, скажите, это что за страничка, уточните для наших зрителей.

Кантор:Страница архивного следственного дела № Р-9000, находящегося на Лубянке в центральном архиве ФСБ РФ, к которому мы уже апеллировали.

Млечин:Скажите, пожалуйста, что за пятна на этой странице. Надеюсь, что они достаточно хорошо видны.

Кантор:Да, пятна на этой и некоторых других страницах квалифицированны экспертизой как кровь, с достаточно подробными описаниями, как и почему эта кровь попала на эти страницы.

Млечин:Как и почему?

Кантор:Кровь падала с предмета находящегося в движении, предположительно с головы человека, находящегося в необычном психологическом состоянии и подписывавшем показания, это к вопросу к позиции обвинения, с рукой находящейся в вывернутом положении.

Млечин:Могу ли я предположить, что Тухачевского били.

Кантор:Я была бы осторожна со словом «предположение». Это квалифицировано как дополнительной проверкой обвинения, так и почерковедческой графологической экспертизой, произведенной в 2005 году (я хочу подчеркнуть — никакого отношения ни к Хрущеву, ни даже к Горбачеву не имеет) в Экспертно-криминалистическом центре ГУВД полковником милиции Сысоевой.

Сванидзе:Юлия Зораховна, меня прежде всего интересует: а) кровь ли это Тухачевского, и б) действительно это кровь из раны или это кровь из носа при каком-то напряжении.

Кантор:Да, один уважаемый историк в погонах когда-то сказал: «Может быть, это кровь пошла у следователя от усердия». И это не исключено. Кровь на страницах не квалифицированна как кровь из носа, из уха, глаза и т. д.

Сванидзе:Но это кровь Тухачевского, она идентифицирована как кровь Тухачевского?

Кантор:Такой экспертизы не проводилось, о чем я говорю сразу. Это кровь которая попадается на тех страницах, где стоит собственноручная подпись.

К вопросу о собственноручных показаниях, то экспертиза в сравнении с анализом образцов почерка Тухачевского, сделанных в 18-м, 19-м году и более поздних, установила, что (тут я могу квалифицировать) эти показания написаны человеком, находящимся либо под воздействием лекарственных средств (понятно) либо опять же надиктованы, передикторваны, о чем свидетельствуют нестандартные обороты, разные промежутки между словами и так далее. Подтверждением этого тезиса, возвращаюсь к вопросу «чья кровь?», является и тот факт, что в ряде других показаний… Я подчеркиваю, что «дело Тухачевского» — это собирательный образ. Оно структурировано по разным томам, по персоналиям и только очные ставки и заседания специального военного присутствия соединены в единый том. Мне пришлось работать со всеми этими томами.