Леонид Млечин - Юрий Андропов. Последняя надежда режима.

— Это не так, Владимир Васильевич... Когда строительное управление ЦК меняло дряхлый забор на новый, то оно и согласовыва­ло с главным архитектором Киева новые границы этого забора. Мне по этому поводу даже никто не звонил.

— Мне докладывают, что вы лично носили ордера на квартиры для окружения Шелеста, самому Шелесту, в зубах, так сказать...

— Да, был случай, когда Петр Ефимович позвонил и попросил выписать ордер на однокомнатную квартиру из специального резерва на определенную фамилию и, чтобы человек не светился в горисполко­ме, попросил меня лично передать ему ордер. Что я и сделал доволь­но оперативно. Причем ордер я передал из рук в руки, а не из зубов в зубы...

— А вы хоть поинтересовались, кому предназначался этот ор­дер на квартиру?

— Да, Петр Ефимович сам сказал, что это стюардесса прави­тельственного Ту-134.

— Это была его любовница.

— Владимир Васильевич, я не стоял со свечой в руках, а слу­хам я не верю.

— Это не слухи, а факт, — твердо сказал Щербицкий. Предсе­дателя горисполкома Владимира Гусева перевели на другую работу с большим понижением.

По словам бывшего члена политбюро Вадима Медведева, у Щер­бицкого с генеральным секретарем были «самые тесные, доверительные отношения, при его поддержке Брежнев решал самые щекотливые вопро­сы*. Щербицкий получил две «Звезды» Героя Социалистического Труда и значок лауреата Ленинской премии по закрытому списку, введенному для тех, кто работал на военно-промышленный комплекс. Тут инициа­тиву проявил министр обороны Устинов. У него тоже были дружеские отношения со Щербицким.

Разговоры о преемнике Брежнева шли давно. И он сам делал намеки, а то и выражался еще более откровенно. Говорили, что одна­жды Леонид Ильич прочувствованно сказал Щербицкому.

— После меня ты, Володя, станешь генеральным. Высокий, статный Щербицкий производил приятное впечатление. Репутация у него в стране была приличная. Когда председатель Совета министров СССР Алексей Николаевич Косыгин тя­жело заболел, Брежнев предложил Щербицкому возглавить правитель­ство.

Брежнев и Щербицкий вместе ездили в Кишинев, Леонид Ильич был в угнетенном состоянии, думал о том, кто станет председателем Совета министров. Поздно вечером уже в пижаме он зашел к Щербицко­му:

— Володя, ты должен заменить Косыгина, больше некому.

Щербицкий отказался. Во всяком случае, так он потом расска­зывал своим помощникам. Почему он не захотел возглавить союзное правительство? Вероятно, считал кресло Предсовмина опасным, со всех сторон открытым для критики: вину за бедственное состояние экономики партийный аппарат ловко переваливал на правительство.

Так что же обсуждали Брежнев и Щербицкий во время тайной встречи в Киеве в мае 1982 года? Может быть, Леонид Ильич расска­зал о намерении сделать Андропова секретарем ЦК, но успокоил своего киевского друга: преемником Андропов не станет?..

Для Щербицкого это был приятный, но опасный разговор. Если бы он проявил излишнюю заинтересованность в обсуждении вопроса о том, кто станет преемником генерального секретаря, то мог не­медленно разонравиться Леониду Ильичу.

Словом, Брежнев долго колебался.

Возможно, была и другая причина. Кого посадить в кресло председателя КГБ? В личной преданности Андропова Леонид Ильич не сомневался. А как поведет себя новый человек? Цвигун уже ушел из жизни, Цинев был серьезно болен.

На переход Андропова в ЦК и поиски нового хозяина Лубянки ушло несколько месяцев. Суслов умер в январе 1982 года, Андропова избрали секретарем ЦК 24 мая. Новым председателем КГБ утвердили Федорчука. «Эта фамилия, — записал в дневнике Виталий Воротников — тогда посол на Кубе, — была неизвестна многим членам ЦК, поэтому в кулуарах оживленно уточняли — кто он, откуда?»

Сам Федорчук рассказал в газетном интервью, как все это произошло. Ему позвонил Щербицкий и произнес одну фразу:

— Не отходи от телефона.

Вскоре раздался еще один звонок по ВЧ — соединили с Брежне­вым. Он предложил стать председателем КГБ вместо уходящего в ЦК Андропова.

— Справлюсь ли? — невольно вырвалось у Федорчука.

— Справишься, — произнес Брежнев сердито. — Завтра пришлю самолет.

Через день Федорчук уже сел в кресло Андропова.

Андропов, уходя с Лубянки, предпочел бы оставить в своем кабинете Виктора Михайловича Чебрикова. Но Андропов был бесконечно осторожен, не хотел, чтобы генеральный решил, будто он проталкива­ет верного человека, и не назвал свою кандидатуру в разговоре с Брежневым.

Более того, Брежнев прямо спросил, кого он предлагает. Андро­пов от ответа ушел:

— Это вопрос генерального секретаря.

Брежнев предложил Федорчука. Андропову было совершенно оче­видно, что предложение исходило от Цинева. Председатель украинско­го КГБ не входил в число любимцев Андропова, но Юрий Владимирович не посмел не только возразить, но и даже выразить сомнение.

В КГБ собрали членов коллегии — попрощаться. Виталий Васи­льевич Федорчук уже был назначен, но отсутствовал. Старшим на це­ремонии прощания был первый заместитель председателя Георгий Кар­пович Цинев, Он благодарил Андропова за совместную работу, он вру­чил подписанный членами коллегии адрес. Ему и отвечал Юрий Влади­мирович:

— Дорогой Георгий Карпович, дорогие товарищи члены колле­гии и все собравшиеся здесь! Мы проработали вместе пятнадцать лет, и Виталий Васильевич успел побывать здесь, поработать, поехать на Украину и там поработать. Пятнадцать лет — ведь это срок немалый. Мы с кем-то подсчитывали — это почти треть активной трудовой жизни мы с вами были вместе...

Андропов несколько слов сказал о чекистской работе:

— Мы боремся, мы же сами говорим, что мы — на передовой линии борьбы. А всякая борьба, тем более передняя линия борьбы, связана с тем, что приходится и наступать, и отступать, и отхо­дить, и всякие обходные маневры делать, и при всем этом соблюдая вид такой, что мы ничего не делаем. Мы же в глазах других не выпя­чиваем свою деятельность. Я думаю, что если и дальше держать курс, чтобы нам не шибко хвалиться тем, что мы делаем, без нужды (когда надо, ну тогда надо), — это было бы правильно...

Уже бывший председатель КГБ ни слова, не сказал ни о борьбе со шпионажем, ни о каком-то ином направлении деятельности комите­та. Только о диссидентах. Суда по его словам, это был главный и единственный враг государства:

— Я вам прямо скажу, что у меня такое впечатление, что был такой момент в нашей деятельности, в начале шестьдесят седьмого года, когда обстановка складывалась таким образом: все эти длинно­волосые, всякие поэты-диссиденты и так далее под влиянием всяких нелепых мыслей Хрущева активизировались, вышли на площади, а у нас в арсена­ле, понимаете, одна мера — арест. И больше ничего нет. А теперь вы знаете, говорят, что КГБ все-таки диссидентов и врагов напрочь разгромил, Я думаю, что переоценивать себя тоже не надо, работа еще осталась и по линии диссидентов, и по линии любых врагов. Как бы они там ни назывались, они врагами остаются. Андропов не мог не сказать о Брежневе: