Сергей Кара-Мурза - Кризисное обществоведение. Часть 2

Как писал П. Бурдье, предвидение создает «возможность изменить социальный мир, меняя представление об этом мире». Это новое представление, заданное пророчеством, создает будущую реальность. Предвидение будущего предполагает «когнитивный бунт, переворот в видении мира». Это — необходимая предпосылка для политического действия.

Бурдье пишет: «Еретический бунт… противопоставляет парадоксальное пред-видение, утопию, проект, программу — обыденному видению, которое воспринимает социальный мир как естественный мир. Будучи перформативным высказыванием, политическое пред-видение есть само по себе действие, направленное на осуществление того, о чем оно сообщает. Оно практически вовлечено в [создание] реальности того, о чем оно возвещает, тем, что сообщает о нем, пред-видит его и позволяет пред-видеть, делает его приемлемым, а главное, вероятным, тем самым создавая коллективные представления и волю, способные его произвести».

Вывод таков: образ будущего собирает людей в народ, обладающий волей. Это придает устойчивость обществу в его движении, развитии. В то же время, образ будущего создает саму возможность движения (изменения), задавая ему вектор и цель. Оба условия необходимы для существования сложных систем, каковыми и являются общества и народы.

Образ будущего задает народу «стрелу времени» и включает народ в историю . Он соединяет прошлое, настоящее и будущее, скрепляет цепь времен. Рациональность «исторических народов» включает в себя, как необходимые элементы, рефлексию (память), логический анализ настоящего, предвидение будущего.

Рассмотрим вопрос в приложении к современной России.

Культура России пережила почти вековой подъем апокалиптики, замечательно выраженной в трудах политических и православных философов, в приговорах и наказах крестьян, в литературе Достоевского, Толстого и Горького, в поэтической форме стихов, песен и романсов Серебряного века и 1920-х годов. Этот культурный опыт актуален и сегодня.

Исключительно важный для предвидения источник знания — откровения художественного творчества. Они содержат предчувствия, которые часто еще невозможно логически обосновать. Георгий Свиридов писал в своих «Записках»: «Художник различает свет, как бы ни был мал иной раз источник, и возглашает этот свет. Чем ни более он стихийно одарен, тем интенсивней он возглашает о том, что видит этот свет, эту вспышку, протуберанец. Пример тому — великие русские поэты: Горький, Блок, Есенин, Маяковский, видевшие в Революции свет надежды, источник глубоких и благотворных для мира перемен».

Корнями апокалиптика русской революции уходит в иное мировоззрение, нежели иудейская апокалиптика (и лежащие в ее русле пророчества Маркса). В ней приглушен мотив разрушения «мира зла» ради строительства Царства добра на руинах . Скорее, будущее видится как нахождение утраченного на время града Китежа, как преображение через очищение добра от наслоений зла, произведенного «детьми Каина». Таковы общинный и анархический хилиазм Бакунина и народников, наказов крестьян 1905-1907 годов, социальные и евразийские «откровения» Блока, крестьянские образы будущего земного рая у Есенина и Клюева, поэтические образы Маяковского («Через четыре года здесь будет город-сад»).

Этому видению будущего противостоял прогрессизм и либерализма, и классического марксизма. Русская апокалиптика — поучительная война альтернативных «образов будущего». Проективное знание власти в первой половине XX века развивалось в интенсивных дискуссиях. Подобная война нам еще предстоит, и к ней надо готовиться с хладнокровным знанием.

Всякая новая государственность зарождается как политический (и «еретический») бунт. Образ советской власти вырабатывался в полемике с двумя цивилизационными проектами, которые разделили тогда российское общество: консервативно-сословным и буржуазно-либеральным. Подобно протестантской Реформации на Западе, этот бунт означал радикальный сдвиг в знании о мире, человеке, обществе и власти в России. Во время перестройки ее идеологи (например, академик-экономист С. Шаталин) не без оснований уподобляли весь советский проект хилиазму — ереси раннего христианства, предполагающей возможность построения Царства Божия на земле.

Предметом предвидения был стратегический вопрос о возможности революции «в одной, отдельно взятой капиталистической стране». Ленин декларировал эту идею в августе 1915 года, что и было «еретическим бунтом» против марксизма. Конфликт был радикальным, Троцкий писал в работе «Наша революция» (1922): «Без прямой государственной поддержки европейского пролетариата рабочий класс России не сможет удержаться у власти и превратить свое временное господство в длительную социалистическую диктатуру. В этом нельзя сомневаться ни минуты». Эта позиция была важным элементом идеологии перестройки 80-х годов XX века.

Второй узел противоречий относительно образа будущего России был связан с выбором цивилизационной траектории. Это было сутью раскола, который разделил большевиков и меньшевиков. В послевоенные годы началась деградация советской общественной мысли, и она стала уступать своим оппонентам в полемике об образе будущего.

Становление современного Запада происходило в обстановке мощного подъема философской мысли и проектирования новых форм жизнеустройства. Противоречия капитализма уже в XVIII-XIX веках породили плодотворное течение утопического социализма, а затем и марксизма. Новый всплеск был вызван в XX веке назревающим кризисом индустриализма, симптомами которого стали перестройка научной картины мира, Первая мировая война и цепь революций в «незападных» странах. Футурологические изыскания 70-80-х годов XX века отличаются от пророчеств и предчувствий Ницше и Шпенглера своим систематическим и организованным характером. Они стали особой областью знания, возникла целая сеть организаций, занятых разработкой «образа будущего» — как для всего мира, так и, главное, для Запада.

Примером служит Римский клуб, который заказывал видным системным аналитикам доклады со сценариями развития цивилизации в среднесрочной перспективе. В противовес Римскому клубу была создана «Трехсторонняя комиссия» под руководством 3. Бжезинского. Она разрабатывала проекты будущего общества в «полузакрытом» порядке. Действовало множество аналитических центров и государственных, и корпоративных (примеры — Гудзоновский институт или корпорация «РЭНД»).

Первый доклад Римскому клубу «Пределы роста» (1972) сразу вышел на 30 языках тиражом 10 млн экземпляров. Более 1000 учебных курсов в университетах использовали книгу как учебное пособие, так готовилась элита Запада. Это было началом практической разработки современной доктрины глобализации .