Николай Яковлев - Неизвестный Рузвельт. Нужен новый курс!

24 февраля Гитлер размышлял вслух о германо-американских отношениях. Он настаивал, что «война против Америки – трагедия». Гитлер дал собственную интерпретацию минувших событий. «В результате одного из странных стечений обстоятельств, в то время как я взял власть в Германии, Рузвельт, еврейский избранник, стал во главе Соединенных Штатов. Без евреев и без этого их лакея положение вещей было бы иным». Оказывается, если под руководством национал-социалистов Германия успешно вышла из мирового экономического кризиса, то «США достигли лишь посредственных результатов под руководством Рузвельта и его еврейских советников. Провал «нового курса» в значительной степени объясняет их стремление к войне».

Гитлер выразил твердую уверенность, что «не пройдет много времени, как американцы поймут, что Рузвельт, которого они обожают, как идола на глиняных ногах, этот подпавший под пяту евреев человек, на деле – злоумышленник как с точки зрения США, так и всего человечества». В порыве ярости Гитлер не жалел слов в адрес Рузвельта. «Ведь это крайний идиотизм, когда преступник Рузвельт толкнул американцев в центр грызни. Конечно, он цинично воспользовался их невежеством, наивностью и легковерием. Он заставил американский народ смотреть на мир глазами евреев»80. Бешеная брань фашистского маньяка – лучший аттестат Франклину Д. Рузвельту. Нет ничего удивительного в том, что злодеи, забившиеся в бункер, страстно желали смерти президента.

В начале апреля 1945 года настольной книгой в бункере имперской канцелярции была «История Фридриха Великого». Гитлер и Геббельс проливали слезы над страницами, где рассказывалось, как во время Семилетней войны смерть российской императрицы Елизаветы чудодейственно спасла Фридриха. Коалиция его противников пришла в расстройство, и Фридрих не покончил с собой, как намеревался. Эту историю не уставал рассказывать Геббельс при ежедневных выездах на фронт. Некоему штабному офицеру-скептику, спросившему: «А какая царица умрет сейчас?» – он ответил, что у судьбы богатый выбор. 13 апреля радио принесло весть о кончине Франклина Д. Рузвельта. Это вызвало неистовый восторг в сумраке бункера. Нацистский министр Шверин фон Крозиг при этом известии «почувствовал, будто крылья ангела истории просвистели в комнате». Геббельсу сообщили о смерти президента поздней ночью, когда он вернулся с фронта. Он застыл на ступенях разбитого здания министерства пропаганды, освещенного пожаром – шел массированный налет на Берлин. Геббельс потребовал принести «лучшего шампанского» и дрожащим от радости голосом возгласил: «Вот поворотный пункт. Это как смерть царицы во время Семилетней войны». Он говорил Гитлеру: «Мой фюрер! Я поздравляю вас. Рузвельт умер. Звезды указывают, что вторая половина апреля станет для вас поворотным пунктом. Сегодня пятница, 13 апреля. Это и есть поворотный пункт»81. Астрологам было поручено составить гороскоп для фюрера. Они должным образом подтвердили: победа за фашистской Германией. Гитлер приказал германским дивизиям на Эльбе отойти к Берлину, дабы облегчить «столкновение» советских и американских войск.

Дальнейшее известно. Встреча частей 1-го Украинского фронта с американскими войсками в Торгау на Эльбе ознаменовала собой демонстрацию боевого содружества Советского Союза и Соединенных Штатов.

Не прошло и месяца со дня смерти Франклина Д. Рузвельта, как один из его ближайших соратников, посол А. Берли, сказал вещие слова на церемонии в память покойного президента: «У великих людей две жизни: одна – когда они работают на земле, вторая начинается со дня их смерти и продолжается, пока их идеи и воззрения сохраняют силу. В этой, второй, жизни прежние концепции неограниченно по времени влияют на людей и события. Теперь, спустя всего месяц после его смерти, мы уже видим начало второй и, возможно, куда более великой жизни Рузвельта. Никто из нас не может предвидеть, к каким результатам это приведет»1.

Теперь мы видим, конечно, более отчетливо генеральное направление эволюции интерпретации жизни и деятельности ФДР. Спектр оценок в США жизни и деятельности Франклина Д. Рузвельта очень широк. Выдающийся руководитель американских коммунистов У. Фостер нашел, что Рузвельт «стремился к мирному сосуществованию с Советским Союзом», а также «был сторонником мира во всем мире».

При всем этом, разъяснял У. Фостер, мастер глубокого марксистского анализа, «Рузвельт был капиталистом, либералом, миллионером, и его политика в конечном итоге была очень выгодна монополистическому капиталу. Проведенные им в соответствии с «новым курсом» реформы были строго ограничены рамками капиталистической системы и, вне всякого сомнения, помешали воинственно настроенному рабочему классу добиться более радикальных реформ и организовать широкую рабочую партию. К этому и сводилась главная задача «нового курса» Рузвельта»2.

На закате жизни, в декабре 1944 года, сам ФДР на очередной пресс-конференции откровенно ответил на вопрос, будет ли возвращение к «новому курсу» после войны: «Нет, нет и еще раз нет. Следует держаться слегка слева от центра». «Так где же стоите вы, господин президент?» «Я нахожусь немного левее Центра». Только указанный «центр» в американской политической жизни постоянно смещался вправо. Но и в этих условиях ФДР находил трудным сохранять свою позицию.

Он заметил доверенному советнику во время ответственного совещания: «Выйди на минутку из комнаты, а затем окажи на меня давление слева. Я не смогу удержаться, если не получу толчка с противоположного направления».

Трумэн считал себя продолжателем дела Рузвельта. Наделенный добродетелями истового баптиста, он не забывал, что политическую жизнь ему в Белом доме дала смерть ФДР. С. Розенман, которого Трумэн унаследовал советником от Рузвельта, подметил: «Трумэн прекрасно помнил обстоятельства своего прихода к власти. Каждый раз, когда ему нужно было сделать тот или иной шаг, он спрашивал себя: «Как бы Рузвельт поступил? Счел бы он это правильным?» Он повесил на стену кабинета портрет Рузвельта и часто говаривал мне: «Я пытаюсь делать то, что понравилось бы ему». Он говорил мне это, ибо знал – я знал, что понравилось бы Рузвельту. Это продолжалось до выборов 1948 года, после которых он никогда больше так не говорил. Теперь он стал президентом сам по себе, победив в ожесточенной борьбе. Я уверен – он по-прежнему часто думал о президенте Рузвельте, но отнюдь не с точки зрения: что бы ФДР сделал?»3.

Хотя Трумэн определенно понимал, что на выборах 1948 года в какой-то мере восстановилась рузвельтовская коалиция, он был уверен, что ее разнородные элементы пошли за ним («справедливый курс» выше «нового курса»), а не за стратегами эры ФДР. В 1948 году он написал: «Слова этих болтунов – Томми Коркорана, Гарольда Икеса, Клода Пеппера – стоят меньше, чем слова Джимми Рузвельта. Все профессиональные либералы интеллектуально нечистоплотны. Это суровое обвинение, но столь же истинное, как Десять заповедей. Профессиональные либералы незнакомы ни с Десятью заповедями, ни с Нагорной проповедью. Такова же в своем большинстве семья Рузвельта»4. Да, не подошли в послевоенном мире те, кто вместе с Рузвельтом дрался за «новый курс» в 30-е годы.