Олег Арин - Россия в Средней Азии и на Кавказе: «центр силы» постсоветского пространства

В целом можно выделить наиболее важные угрозы безопасности России на среднеазиатском направлении [1]:

- англосаксонские и европейские страны, Япония и в последнее время Китай и некоторые другие страны получают все больший доступ к ресурсам горных районов Памира, Тянь-Шаня и других среднеазиатских регионов (золото, серебро, уран, редкоземельные элементы, цветные металлы, полиметаллы и др.) и к запасам углеводородов на Каспии;

- Киргизия, Таджикистан, Узбекистан, Казахстан и Туркмения заинтересованы теперь в расширении экономического присутствия США, Китая, Пакистана в регионе через уже завершенные и находящиеся в стадии реализации или проектирования транспортные проекты (газо- и нефтепроводы, авто- и железные дороги);

- поскольку уже более 10 лет представители национальных элит бывших среднеазиатских республик СССР получают образование в странах Европы и в США, появилось молодое поколение руководителей, ориентированных на иные, чем Россия, крупные державы и способных со временем сменить «советское» поколение местных руководителей;

- реализуется радикальный проект смены светских режимов в Центральной Азии (ИДУ, Хизб ат-Тахрир, уйгурские сепаратисты и т.д.), как уже в большей части реализован «талибский» проект — власть моджахедов в Исламской Республике Афганистан перешла в руки талибов (Исламский Эмират Афганистана) [14; 17]; в результате Россия может быть вовлечена в 2001-2002 годах в большую войну;

- значительно увеличилось наркопотребление в самой России; история показывает, что резкое увеличение потребления наркотиков связано с последующим внешним политическим или экономическим захватом данной территории.

На прошедшем в Оренбурге 5-6 июня 2001 года международном семинаре-ассамблее «Приграничное сотрудничество и безопасность в Центральной Азии: инициативы и стратегии» были высказаны мнения об актуальности «третьего продвижения России в Среднюю Азию» (формулировка процесса возвращения России в Среднюю Азию принадлежит С.Г. Горшенину). Сразу отметим, что политического решения на уровне высшего российского руководства по этому вопросу не принято, но все же рассмотрим технологию «первого» (царского) и «второго» (советского) присоединения Средней Азии к России, а также этапы освоения русскими тех или иных новых пространств вообще (по: [11; 73; 74; 75]):

- втягивание интересующих территорий в орбиту российского экономического и политического влияния через различные экономические проекты, интересные для местных элит (шелкопроизводство на Кавказе, хлопок в Средней Азии, соболя и другие меха в Сибири), либо через военно-политическое решение их жизненно важных проблем (сохранение казахского этноса во время джунгарской резни, вытеснение афганцев-суннитов с исмаилитского Памира);

- появление пророссийской части среди местной элиты и раскол национальной элиты по «русскому вопросу» (бухарский эмир жил в Санкт-Петербурге);

- на следующем этапе происходит военное вторжение сил регулярной армии для защиты пророссийской части местной элиты или в целях защиты населения (Илийский кризис во время уйгурского восстания), на данном этапе демонстрируется безусловное превосходство над войсками местных правителей (военное вторжение может происходить также и на самых первых этапах);

- далее следует период (всегда краткий) достаточно жесткого подавления недовольства элиты и населения и создания постоянных российских гарнизонов;

- после военной победы правящая верхушка местной элиты тем или иным образом вводилась в общероссийскую политическую жизнь и приветствовала промышленное освоение территории («европеизация» и промышленно-технический прогресс);

- смягчение режима на данной территории и кооптация элиты в целом в российскую элиту (ногайские и касимовские татары, грузины в русском дворянстве);

- массовая русская колонизация через миграцию крестьян и рабочих (крестьянские поселения вдоль Сыр-Дарьи), которые первыми начинают воспринимать присоединенные территории как свою родину, «нашу землю».

Очень важно при этом, что последний пункт освоения русскими среднеазиатских районов становился возможным лишь благодаря достаточно выверенной общегосударственной политике: русские, например, в Чуйской долине или в поселениях вдоль Сыр-Дарьи хорошо знали местные языки и обычаи, дружили с местным населением [11; 28; 73]. К руководителям русской администрации предъявлялись серьезные требования по детальному знанию местных обычаев, истории, владению языком основного населения, таким образом, русская администрация в буквальном и переносном смыслах говорила со среднеазиатскими элитами «на одном языке». В советское время отголоски подобной разумной политики можно было наблюдать в Средней Азии вплоть до 1960-х годов (позже русские руководители были вытеснены на роль вечных «вторых секретарей» и заместителей начальников).

Целиком эти этапы соблюдались в отношении поволжских тюрок, в Прибалтике и на Украине. В отношении Кавказа не было осуществлено массовой колонизации крестьян и рабочих, а в Средней Азии не дошло даже до кооптации элит (что было завершено полностью при «втором» советском продвижении в Среднюю Азию).

Между вторым и третьим периодами приобретали значение экспедиции Императорского Русского Географического общества и научных обществ РАН, тесно связанные с обеспечением стратегических интересов империи (П.П. Семенов (Тянь-Шаньский), Ч.Ч. Валиханов, Н.А. Северцов, А.П. Федченко, В.Ф. Ошанин, И.В. Мушкетов, В.А. Обручев, В.В. Бартольд и др. [73]).

Каждый этап цивилизационного освоения русскими среднеазиатского пространства сопровождался соответствующими проблемами и вызовами. Так, например, деление границ в регионе по национальному признаку (не по исторической преемственности) было вызвано вполне конкретными причинами: необходимостью справиться с национализмом наиболее агрессивного казахского Младшего жуза (поэтому ряд территорий, в частности Каракалпакия, были переданы узбекам), а также уничтожить влияние тюркской (казахской и узбекской, а также башкирской) интеллигенции, которая перешла в 1917-1918 годах с позиций буржуазного национализма на позиции тюркского единства и «туркестанизма» (поэтому были высланы или уничтожены многие казахские и узбекские деятели Кокандского правительства, стоявшего на позициях «туркестанизма»).

Опыт исторического освоения территории становится особенно актуален: даже основные этапы, начиная с самого раннего — военного продвижения и прихода крупного российского бизнеса, придется проходить заново.

Это означает, в частности, что миграционные проекты массового возвращения русских на производства и объекты социальной инфраструктуры среднеазиатских государств будут некоторое время неактуальны и высокозатратны (до создания предпосылок в виде опорных пунктов российских военных и российской промышленности при поддержке финансово-промышленных групп СНГ [83] и вхождения местной элиты в российскую элиту). Это подтверждается и опытом XIX века: Хива, Бухара и некоторые другие территории, где нельзя было пройти двух первых этапов освоения по причине огромной перенаселенности и отсутствия свободных пахотных земель, оставались закрытыми для русской крестьянской колонизации [75].