М. Желтов - Геополитика мирового порядка

Как отмечают в своих работах британский философ, антрополог и политолог Эрнст Геллнер (1925 – 1995) и историк Эрик Хобсбаум (род. в 1917 г.), существует неразрывная связь нации и государства. Не случайно в западной политической науке получила право гражданства концепция государства-нации. Само существование государства-нации свидетельствует о том, что государство неразрывно связано с нацией. Поясним: государство, по сути дела, является тождественным нации (или должно основываться на ней) и наоборот, каждая нация должна располагать государством или иметь право на него.

Такой подход позволяет освещать национализм как таковой, а также и националистическое чувство, связанное с национализмом.

«Национализм, – утверждает Э. Геллнер, – является в основном политическим принципом, в соответствии с которым политическое единство и национальное единство должны быть совмещающимися… Националистическое чувство является гневным чувством, которое порождается нарушением этого принципа или чувством удовлетворения, которое возникает по мере его реализации. Националистическое движение является движением, которое порождается этим чувством» [429](Выделено нами. – В.Ж., М.Ж. ).

Именно на основе этого политического принципа в XIX в. возникает новый тип государства, а в XX в. такое государство становится господствующей этатической моделью, получившей на Западе, как мы уже отмечали, наименование государство-нация. Государство-нация, как показало последующее развитие событий, порвало связь с наследственными монархиями во многих странах и утвердило новый тип легитимности, радикально отличающийся от легитимности монархической.

Согласно Э. Геллнеру, подъем национализма и утверждение государств-наций стали возможны в результате глубоких экономических трансформаций, происходивших в аграрных прежде обществах, на основании которых утверждались индустриальные общества.

Заметим: аграрные общества были культурно фрагментированными, что находило свое выражение в факте существования, по Геллнеру, «высокой культуры», которую исповедовало небольшое число клерков, не имевших ни средств, ни потребностей, ни желания распространять ее (или навязывать ее) на всю совокупность населения. Кроме того, социальное основание аграрного общества представляло собой совокупность сообществ, по своей сути крестьянских, изолированных друг от друга. Эти сообщества не соприкасались с этой «высокой культурой». Они опирались на значительно отличавшиеся между собой местные культуры. Такая сегментированность и гетерогенность культур в аграрных обществах определяла тот факт, что «государство было заинтересовано в сборе налогов, поддержании мира и не более того, и оно не было заинтересовано в развитии коммуникации между сообществами, которые находились в его подчинении» [430].

Такой подход государства к разного рода сообществам по мере индустриализации постепенно утрачивает право на жизнь. Утверждение рыночных отношений, переток значительной части аграрного населения в города с тем, чтобы работать в промышленности, помимо всего прочего, предполагают разрыв с культурной сегментацией, присущей аграрному обществу, и развитие процессов культурной стандартизации, в частности общего языка на всей территории государства, единых мер и весов, единых денег и т. п. Культурная стандартизация вызывала к жизни процессы новой социализации, которая обеспечивала бы интеграцию индивидов не в местные культуры, а прежде всего в общую для всего государства культуру. В этом процессе существенную роль играло утверждение единой системы образования в стране.

Во всех этих процессах, безусловно, значительную роль играло государство. Но было и обратное влияние, заключавшееся в том, что, по мере утверждения общей для всей страны социализации, позиции государства в обществе еще более укреплялись. Согласно Э. Геллнеру, решающее значение в этом двойственном процессе играл тот факт, что государство обладало «монополией на легитимное образование… (бывшей) в этих условиях монополией более важной и более значимой, чем монополия на легитимное насилие» [431].

Именно монополия в области образования сыграла решающую роль в том, что династическое (или абсолютистское) государство уступило место государствам-нациям, что стало, в свою очередь, предпосылкой для формирования наций.

Как утверждает Э. Геллнер, именно национализм создает нации, а не наоборот [432]. К этому следует добавить: почти всегда и повсеместно именно государство порождает национализм. Это означает, в частности, то, что государство стремится на основе своей деятельности обеспечить совпадение своих территориальных границ с границами объединенного в культурном отношении населения. При этом государство содействует разрушению культуры элит, а также культуры местных сообществ с тем, чтобы на их основе сформировать новую национальную культуру.

«Национализм, – утверждает Э. Геллнер, – заключается, по существу, в том, чтобы навязывать для всего общества высокую культуру там, где население в своем большинстве и в своей тотальности жило в условиях нижестоящих культур. Это означает распространение и генерализацию языка, распространяемого школой и контролируемого университетом, кодификация которого отвечала требованиям технологии и бюрократии с тем, чтобы позволить точную коммуникацию. Это свидетельствует о том, что утверждается анонимное и безличное общество, состоящее из атомизированных и взаимодействующих между собой индивидов, связь между которыми зависит особенно от общей культуры этого типа там, где находилась комплексная структура местных сообществ, опирающихся на народную культуру, воспроизводство которой обеспечивалось локально самими микрогруппами на основе партикуляризма» [433].

Подобный подход к национализму, спустя несколько лет после Геллнера, использовал и Э. Хобсбаум. Он, в частности, утверждал:

«1) Я использую термин «национализм» в том смысле, как его определял Геллнер: «Национализм в своей основе является принципом, в соответствии с которым единство политическое перекрывается единством национальным…

2) …я не рассматриваю «нацию» ни как основную, ни как неизменную социальную целостность. Она относится исключительно к особому и исторически недавнему периоду. Она является социальной целостностью в силу того, что связана с определенным типом современной территориальной государственности, «государством-нацией», и говорить о нации или национальности без учета этих двух понятий исторической реальности не имеет смысла. Кроме того, вместе с Геллнером я буду настаивать на частичном артефакте, придуманном и намеренном создании внутри социального наций… Короче говоря, национализм появляется до возникновения наций. Не нации создают государство и национализм; все происходит наоборот» [434].